Воды любви (сборник)

– Впрочем, уже все, – сказал он ясным, бархатным голосом джентльмена.

…дверь распахнулась, и эдинбургские пьяницы с удивлением увидели рослого красавца во фраке и без трусов, который вышел им навстречу с элегантной улыбкой.

– Бонд, – сказал он им.

– Джейс Бонд, – сказал он.

Джеймс улыбнулся и достал пистолет. Пьяницы бросились в рассыпную. Агент вздохнул и подошел к стойке, выпил. Позвонил в аэропорт и заказал билеты. Оператор долго не могла понять, куда нужно клиенту. Вотс зе факинг Молдоффа? – говорила она, – и поняла лишь с пятого раза.

В тот же вечер Джеймса по ошибке отправили на Мальдивы.

* * *

В Кишиневе Джеймсу Бонду не понравилось.

В городе было грязно, пахло говном, и какие-то идиоты красили все памятники в цвета национального флага Молдавии. Он – знал Джеймс, хорошо изучивший страну, где предстояла операция, – представлял собой трехцветное полотнище с какой-то птицей и сраным буйволом. Зато в Кишиневе Джеймсу понравились женщины. Они ходили нарядные, как самые дешевые лондонские проститутки. А еще албанские – Джеймс, побывавший в Албании с секретным заданием, знал, как выглядят албанские проститутки. Присмотревшись к кишиневским женщинам, Джеймс с радостью и правда узнал многих знакомых лондонских и албанских проституток. Но сейчас ему было не до того. Он доехал на троллейбусе, где его облапала кондуктор, до центра города и пересел на маршрутку, и та понеслась под гору по встречной полосе со скоростью 150 километров в час.…

Джеймс с удивлением глядел на выбоины и трещины кишиневского асфальта. На то, как дети спорят за право просраться прямо посреди песочницы с бродячими собаками. На нищих на главных проспектах… Потрясающая нищета, подумал он. Невероятная грязь, подумал он. Ну прямо Гаити гребанное, подумал он. В это время из-за угла на него выбежала курица с отрубленной головой, и запиской в перьях.

Развернув записку, Джеймс прочитал шифровку.

«… север… полшестого… восемнадцать раз провернешь… сблевани по кругу… в полночь тыква… а крысы на вокзале… когда гребнешь, позови… почему мамалыга сладкая… твоя вторая Лиза».

Сжал зубы, открыл дверь в подъезд, и осторожно сунул ключ в дверь квартиры Лоринкова.

* * *

Джеймсу Бонду понравилось в квартире писателя Лоринкова.

Она очень отличалась от всего остального Кишинева. В ней пахло розами, потому что везде стояли свежие розы, – было чисто, аккуратно, убрано, уютно, и не было проституток, молдаван, трехцветных флагов, и маршруток. Теперь понятно, почему у него на родине репутация изгоя и «белой вороны», подумал Джеймс. Аккуратно повесил зонтик с ядовитой иглой на вешалку, разулся, и прошел в комнату. Там, сидя за ноут-буком, сворачивал и разворачивал окна с порнографией 70—хх годов, плотный мужчина, по всей видимости, Лоринков.

Глядя на постеры фильма «Датские школьницы 1976», Бонд забылся.

– Здоровское порно, – сказал Джеймс, присев рядом.

– Семидесятые, – сказал Лоринков, не отрываясь от экрана.

– Женщины еще носили длинные волосы на голове, – сказал Джеймс.

– Умеренно брили промежность, – сказал Лоринков.

– И у них все было настоящим, – сказал Джеймс.

– Грудь, губы, задница, все было настоящим, – сказал Лоринков.

– Не то, что эти нынешние силиконовые монстры, – сказал Джеймс.

– Не то, что эти извращения нынешнего времени, – сказал Лоринков.

– Раньше как, – сказал он.

– Сверху, снизу, сзади, и спустить на мохнатку, – сказал он.

– И размазать, – сказал Джеймс.

– А то как же, – сказал Лоринков.

– Причем часами, – сказал Джеймс.

– А как выглядели женщины?! – воскликнул Лоринков.

– Господи, да порноактриса 70—хх годов выглядит свежее и красивее звезды кино 2000—х! – восклинул Джеймс Бонд в волнении.

– Нет, ну исключая Скарлет Йохансон и Шарлиз Терон, конечно, – поправился он под осуждающим взглядом Лоринкова.

– Исключая Терон и Йохансон, согласен, – сказал Лоринков.

– Нет ничего лучше порнографии семидесятых годов двадцатого века, – сказали они хором.

Лоринков в волнении вскочил, и пошел на кухню за выпивкой.

Джеймс огляделся. В огромном проеме между кухней и комнатой, на импровизированной барной стойке, стояли виски и ракы, вино и коньяк… Плавала в пузатом аквариуме не менее пузатая рыбка. На стекле было наклеена бумажка с надписью «Рыбка Евдокия». По стенам висели фотографии смеющихся детей, кроткой симпатичной женщины с железным взглядом («а ведь она даст фору Ее Величеству», понял Джеймс), и картины. В углу – десятка три книг, распечатка порнорассказа «Космический трах», скамья и штанга с гантелями. В большой зале мебели, за исключением огромной кровати, не было. Настоящий траходром, подумал с уважением Бонд. Над входом в зал висела табличка «Западно– и восточноевропейским интеллектуалам вход воспрещен».

Вот квартира Настоящего Интеллектуала, подумал Бонд.

– А семья, простите…? – крикнул Джеймс на кухню.

– На море, отдыхают, – крикнул в ответ Лоринков.

Вернулся в комнату с двумя стаканами, снял с подоконника виски, разлил.

– А вы, собственно, кто? – сказал он.

– Бонд, – сказал смущенно агент, вспомнив цель визита.

– Ну, Джеймс, – сказал он.

– Потрясающе, велкам, – сказал Лоринков.