Воды любви (сборник)

– Простая русская жена русского писателя простая русская женщина Лиза! – сказал. он.

Вышла на сцену баба в китайской кофте, итальянских сапожках, французской косметика, да позвякивая ключами от немецкого «Форда». Топнула ножкой. Сказала:

– Друзья, – сказала она.

– Сегодня русский народ на грани вымирания, – сказала она.

Зал весь, как по команде, сделал скорбное лицо. Нет, точно без пальца Ибрагим Дудаевича не обошлось, понял Ванькя.

А русская женщина русского писателя Елизавета начала читать свои одухотворенный стихи:

– Так шо ты питор, думаешь, мой муж не гений? – сказала она.

– Послушай бык ты че попутал на ха? – сказала она.

– Что, мой мужик не гений? Ах ты куй, – сказала она.

– Ты питор, вафла, мля, кончина, питор, – сказала она.

– Куятина ты, гнида, манавохи часть, – сказала она.

– Ты падла, любленная сзади мымра, – сказала она.

– Иди глотай вафлина вафли гопота, – сказала.

– За шкуркой на куй за своей чеши запула, – сказала она.

– Ты пирадасина возьми на клык, нуй ха, – сказала она.

– Мулида мчо урод надгон блевота, – сказала она.

– Алан, пидза, кусок куска говна! – сказала она.

Ушла со сцены, закрыл лицо руками. Взволнована, понял Ванькя. Зал грохнул аплодисментами. «Литинститут», «из дворян»,»… ледница Тургенева», «дворянка Емельянова-Сенчина» зашелестело в зале.

– А теперь… – сказал конферансье.

– На сцену выйдет открытие этого сезона съезда писателей России! – сказал он.

– Простой и аутентичный парнишка Ванькя!!! – сказал он.

Ванькя, робея и потея, поднялся на сцену. Зал недовольно зашумел. Ванькя уловил»…… надцатый в списке как надежда России»,»… батория достала, в Киев подамся, там кадры нарасхват», «второй раз урерту прокалыва…» – Сегодня, когда русский народ на грани вымирания! – крикнул Ванькя.

Зал замолк и все поморщились, потирая ягодицы. Ванькя собрался было читать речь, как вдруг из угла крикнул какой-то толстый мужик в, почему-то, шортах, слюнявчике как у младенцев, и тирольской шляпке, и звали которого все почему-то Димой, хотя на вид ему было явно за 50 лет и за 120 килограммов.

– Это что, русский?! – крикнул он.

– Это куйня на палочке! – крикнул он.

– Он говорит совершенно Обычно! – крикнул он.

– Одет нормально! – крикнул он.

– Где рубаха, лапти где? – крикнул он.

Зал засвистел. Ванькя растерялся, стал крутить головой.

– У меня знакомый есть с Сибири, Валерка Иванченко! – кричал толстяк.

– Так он хотя бы штаны в носки заправляет и украинскую фантастику читает! – кричал он.

– Или вот Серега Беляков, он вообще штаны под мышками крепит, – крикнул он.

– Или на меня поглядите! – крикнул он.

– И то прикол… а это что за куйня?! – крикнул он.

– Что, русский – обычный человек?! – крикнул он.

– Фашисты! – закричал он.

Зал взревел, полетели на сцену гнилые фрукты.

– Послу… – начал было Ванькя.

…но его утащили со сцены и жестоко избили.

* * *

Пришел в себя Ванькя в кабинете Ибрагим Дудаевича. Барин заботливо прикладывал к лицу Ванькя куски сырого мяса, срезанного с Ванькя. Били в углу грустно часы с кукушкой.

– Не справился ты Ванькя, – грустно сказал Ибрагим Дудаевич.

– Куевый из тебя рулевой дискурса русской деревни, – сказал он.

– Подставил меня и братку, – сказал он.

– Ку-ку, – сказала кукушка, и Ванькя с ужасом увидел на ней отрезанную голову братки.

– Впрочем, давно пора было его менять, – сказал Ибрагим Дудаевич.

– На кокосе, НТВ да колонках в «Русском журнале» совсем от почвы оторвался, – сказал он.

– «Выходя позавтракать свежей выпечкой в кафэ, я, представитель народа», – передразнил он.

– Гибнет Россия, – сказал он, и, почему-то, потер ягодицы.

– Ладно, сгоряча мы его так, – сказал он, толкая кукушку обратно в часы.

– Придется теперь самому за дело браться, писать что-то, – сказал он.

– А с каких куев? – сказал он.

– У меня же способностей писательских около нуля, – сказал он.

– У него, впрочем, тоже, – сказал он, кивнув на голову Санькя, которая никак не умещалась в часы.

– Ладно, Ванькя, – сказал он.

– Отправляю тебя Ванькя на понижение, – сказал он.

– Будешь ответственным за жж-сегмент рынка, – сказал он.

– Там ботва рангом пониже ошивается, – сказал он.

– Теплые жж-авторы, искренность, мысли всякие, – сказал он.

– Скучающие женщины пред и постклиматического возраста, – сказал он.

– Не подведи, урод, – сказал он.

– Последний шанс тебе даем, – сказал он.Ванькя встал, и, прихрамывая, вышел.

* * *

В кафе, где собрались писатели рангом пониже, Ванькя понравилось намного больше. Публика здесь и правда была такая… более безобидная, что ли. Семейные программисты из Москвы и Киева со своими Мыслями и Шутками, ухоженные женщины из подмосковных дачных поселков, которым тоже Есть Что Сказать, – все они были так Ироничны, так Глубоки…

Да, это вам не коров любить, понял Ванькя.

Правда, сидел он в этом кафе мрачный, сжимал кулаки, и слова не вымолвил. Женщины были такие… фифы. Вот бы вас, сучки, в село к нам землю пахать, там бы вы у меня запищали, думал Ванькя, понимая экзистенциальное отчаяние главного героя книги Фаулза «Коллекционер».

– А вы почему такой грустный? – сказала вдруг Ванькя соседка, на которую парень и глянуть-то боялся.