Воды любви (сборник)

– Моим проводником будет Радзинский, – сказал я.

Карлик, смеясь, снова появился. Он был в кожаном плаще на голое тело, плащ был кожаный, и как всегда, когда человек маленького роста одевает что-то до пят, выгядело это неуместно. Прямо как солист «Скорпионс», некрасивая женщина, или 70—летний Пол Маккартни.

– Тиран, – взвизгнул карлик.

– Чудовище и преступник, – взвизгнул он.

– Познавший всю полноту власти, – заверещал он.

– Какие мысли посещали его в ту ночь перед Ялинской конфе… – завизжал он.

Мы с волками поморщились. Коротышка вдруг распахнул плащ, и я увидел, что он бесполый. Над нами из-за тучки появилась яркая Луна, и я понял, что это следующая остановка.

– Нет, нет, не усатый палач, – закричал карлик.

– Ты, ты, речь о тебе, чудови… – ткнул он в меня пальцем.

Упал, стал биться в конвульсиях. Вдруг из-за ближайшего кактуса вышла целая колонна. Они вроде шли, шли, шли, шли, но никак не заканчивались. Я понял, что у них там за кактусом что-то вроде хранилища. А может, дыра в земле, которая ведет прямиком в ад. Карлик бился в истерике, фигуры шли молча мимо, и я видел их лица в свете Луны. Все они были неуловимо знакомы… Постепенно до меня дошло. Я сказал карлику.

– Слушай ты, Радзинский, – сказал я.

– Художник и есть творец своего мира, – сказал я.

– И упрекать его за это в диктаторских замашках… – сказал я.

– Ты что, культурная шлюха, не видишь разницы между Богом и «сталиным», – сказал я.

– Будешь кудахтать, так я тебя в следующем рассказе, – сказал я.

– Сделаю карликом-гомосеком, да еще и бесполым, – сказал я.

Видимо, угроза подействовала. Карлик прекратил деловито биться на песке, собрался, и убежал. Видимо, работать кроликом для Алисы и ее наставника-педофила. Интересно, он ее… ну…. подумал я, и у меня встал. Нет, точно не умер, подумал я с радостью.

В колонне – она разлилась по равнине и была похожа на переселение народов или на Млечный путь, – произошла заминка, все разделись и стали трахаться. Постепенно долина стала похожа на муравейник ранней весной. Я знал, это все из-за того, что моим последним романом были «Свингующие пары». Так что я дал им дотрахаться, а потом мы с Луной дунули на них, и они исчезли. Ушли туда, откуда пришли. В меня. Так что я набрал в себя воздуха – так долго, как будто весь кислород планеты пил, – и издал торжествующий крик. Такой сильный, и такой долгий, что Луна, покачавшись, – словно подумав, – упала с неба, летела долго и словно неохотно, планируя, но потом подчинилась гравитации, и разбилась на мелкие осколки у моих ног. Маленькая светящаяся тарелочка. Вот и все, что осталось от моей повелительницы. Я обернулся, – вспомнив про волков, – но увидел, что один. А когда повернулся к Луне, она уже собралась с силами. И была прекрасной женщиной со светящимися волосами и болезненным взглядом, глядя в которые я, каждый месяц, все норовлю уйти в волны прилива.

Я знал, что с Луной церемоний не требовалось.

– Как я тут очутился, – сказал я.

– Это все виски, малыш, – сказала она.

– Виски «Мейсон», 600 рублей за бутылку, – сказала она.

– Чтобы я, да с одн… – сказал я.

– Ты выпил три, хвастунишка, – сказала она.

– Даже с двух с небольшим ли… – сказал я.

– Это были литровые, глупыш, – сказала она.

Только тогда я заметил, что от меня сильно пахнет спиртным, и рубашка мокрая.

– Значит, все, – сказал я.

– Пока не знаю, – сказала она.

– Ну, ладно, – сказал я.

Мы сели рядом на землю, она обхватила колени и положила голову мне на плечо. Постепенно долина заполнилась водами, и стала морем, а потом Океаном. Пропало все, кроме воды и берега, и нас, сидящих на песке перед волнами. Те, – как малыши на свадьбе с платьем невесты – играли с краем платья Луны, то подбегая к нему, чтобы подергать, а то бросаясь прочь.

– Красиво, правда, – сказала она.

Я кивнул.

– А вот и волки, – сказала она.

Они подбежали ко мне откуда-то и стали шнырять у ног, обрадованно, как спаниели какие-нибудь, потеряй они хозяина, а потом найди его.

– Слушай, – сказал я.

– Почему злой меня тоже любит, – сказал я.

– Ты сам-то подумай, – сказала она.

– Что с ним будет, если тебя не станет, – сказала она.

– Останется тут? – сказал я.

Она промолчала. Потом сказала:

– Будь не как все, – сказала она.

– Я и так не как все, – сказал я.

– Будь с ними поласковее, – сказала она.

– Обычно люди выбирают, – сказала она.

– А ты люби их обоих, – сказала она.

– Доброго корми, злого жалей, – сказала она.

– Ах, милая, ваши речи созданы мне на погибель, – сказал я.

Мы немножко посмеялись. Я готов был сидеть так – с ней рядом и ее головой на плече – вечность. И понял, что имел в виду Булгаков, когда описал вечный сон прокуратора. Это когда тебе снится, что ничего плохого не было, и, хотя ты знаешь, что тебе снится, ты знаешь еще, что сниться это будет всегда. Я боялся ей наскучить, и счел необходимым поддержать беседу. Сказал:

– А тут мило, – сказал я.

– Тебе тут понравилось? – сказала она.

– Мне нравится везде, где есть ты, – сказал я.