Читаем Воды любви (сборник) полностью

Встaл прямо, брезгливо губы поджав. На матросню, руки ему опять ремнями вязавшую, не смотрел. Профилем своим гордым перед матросней повернулся. Нехотя, но залюбовались паскудники Адмиралом. Хорош, хорош… Эх, да с евойной статью, да в красные бы да генералы… Но белый он, белый. Да и не генерал никакой, а Адмирал.

– Желаете передать что семье, товарищ бывший Адмирал? – главный по матросам его спрашивает.

– Передайте моей супруге Анне Семеновне в Париж, что все мое имущество завещено мною ей, – сказал он.

– И другой моей супруге… Катерине Михайловне Боярской… – сказал он.

– Что я люблю ее, и прошу простить меня за все обиды, ей нанесенные, – сказал он.

– Какой вы… любвеобильный… – сказал главный матрос.

Покурили… Пошли прямо по льду от берега вгбуль Баренцева моря. Метров на сто отошли, разыскали прорубь. Поставили перед ней Адмирала. Подняли винтовки. Прицелились. Завыл злой, северный ветер. Серое Заполярье смотрело хмуро. На небе, пролитым напитком «Тархун», плескалось злополучное северное сияние. Адмирал погдялел на него, вздохнул без страха.

– Хотите, Адмирал, – сказал вдруг старший матрос.

– Я прочитаю вам свои стихи, – сказал он.

Начал читать, не дождавшись ответа:

товарищи матросы солдаты и крестьянская беднота

слышите звук революционных пулеметов? тра-та-та

это раздувается пожар мировой революции

разливается по миру итогом ночной поллюции

мы зальем весь мир малафьей классово-обостренной

революция будет звучать так: пыщ-тыдыщ пыщ-тыдыщ

мы прорвем противоречий классовных гнойник словно прыщ

мы залечим вождя товарища Ленина шанкр сифилитический

чтобы и дальше разрабатывал планы на будущее мозг его аналитический

чтоб и дальше вождь мог с броневика своего речь произность

а по праздникам на елке песню про зайку-пролетария выводить

мы реки повернем вспять и горы сроем

мы всех врагов буржуазных партии уроем

но это все в будущем, а пока

не будет у нас лет семьдесят

простого хлеба и молока

– Ну, как? – спросил он.

– Говно-с ваши стихи, – честно ответил Адмирал.

– Пали!!! – заверещал матрос-поэт.

– По врагу революционной России! – зазвенел голосом старший матрос.

– По Адмиралу! – крикнул он.

– Пали!!! – крикнул он.

Грохнули винтовки. Помело снег по льду, бросило горсть в лицо Адмиралу. Тот стоял, не падал. Старший матрос подошел к нему. Сказал:

– В прорубь классового врага! – сказал он.

Обхватил сзади Адмирала, потащил к проруби. Адмирал вдруг потерял всяческое достоинство, стал вырываться.

– Эй, эй… что такое? – закричал.

– Господин Изимбеков, по сценарию такого нет! – кричал он.

– Мы же… сериал…! – кричал он.

– Про Колчака мля, – кричал он.

– Да что ж ты делаешь, ирод! – кричал он.

– Караул, группа, съемочная! – кричал.

– Да что ж ты тво… – крикнул он напоследок,

Ушел головой под лед. Матрос, глубоко дыша, оглянулся. Уставив пустые, накокаиненные глаза, в команду свою, и в тех, кто с камерами, мирофонами да осветительными приборами сзади шли, сказал:

– Вот так мля… со всеми… – сказал он.

Сел на снег. Зарыдал. Ахнула помощница режиссера, уронив стаканчик с кофе на лед. Крикнула:

– Изимбеков… сука! – крикнула она.

– Наркоман гребанный! – крикнула.

– Ты же нашего… да ты же «звезду» российского кино… – крикнула она.

– Самого Костю Хабенского… – кричала она.

– Да ты утопил! – кричала она.

– По-настоящему!!! – крикнула она.

Бросила группа к проруби. Да поздно. Непроницаемо чернела вода Баренцева моря…

…Адмирал не сразу поэтому заметил рыбу, которая к нему подплыла. Все-таки на глубине ста метров очень темно, да и погодные условия в Заполярье… Рыба светилась зеленоватым.

– C’est ça, мон адмираль, – сказала она.

– Мы тут все на глубине светимся, – сказала она.

– Захочешь жить, не так раскорячишься, – сказала она.

Вздохнула. Поплавала вокруг, задевая хвостом щеку Адмирала.

– А сейчас, – сказала рыба.

– Я почитаю вам свои стихи, – сказала она.

ты морячка я судак

ты рыбачка я ишак

ты в воде а я на суше

ты никак и я никак…

– Нет, – сказала она, подумав.

– Я, впрочем, другое хотела почитать, а это с корабля навеяло, – сказала она.

– Водные экскурсии к достопримечательностям Крыма, – сказала она голосом экскурсовода, проводящего морские экскурсии к достопримечательностям Крыма.

– Скажем, лучше вот это… – сказала она.

Закрыла глаза, стала декламировать:

Мамалыга лыга лыгаМама лыга лыга мамаМамалыга мамалыга лыга лыгамама мамалыга мама мама лыгалыга лыгамама лыгалыга мамамама лыгалыгы мама лыгалыгалыгалыга мамалыгамамалыга мамалыгаламалыга…

Откашлялась. Спросила:

– Ну как вам? – сказала она.

– Это мне наживкой навеяло, – сказала она.

– Мужики постоянно на мамалыгу пытаются поймать, – сказала она.

– На подсосе… – сказала он.

– Неплохие стихи, – сказал Адмирал.

– По крайней мере, только мне читали другие и гораздо хуже, – сказал он.

Помолчали.

– Скажите, а вы правда киноактер Хабенский? – спросила рыба.

– Ну… да… в смысле да, был, – ответил Адмирал.

– Слушайте, этот ваш мусор в «Улице разбитых фонарей», – сказала рыба.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее