Читаем Воды любви (сборник) полностью

Я посмотрел на Витю Цоя внимательно. Он был взволнован. Конечно, мне не понравилось. Гитарное звучание можно было бы сделать жестче. Убрать цимбалы. Добавить перкуссии. Но… Ему казалось, что он написал шедевр. И я боялся его обидеть. Все художники такие. Им всегда кажется, что лучший период их творчества – нынешний период их творчества. А я, как и все надоедливые фанаты, вечно прошу их исполнить «Естердей» в 2008—м году. Так что я сказал:

– Гениально, – сказал я.

После чего добавил:

– Витя, а сбацай «Группу крови»? – сказал я.

…после того, как он сбацал на бис десятый раз «Красно-желтые дни» а мы с кассиром напились и подрались – гаденыш все норовил провести удар коленом в печень, – и снова помирились, мы с Витей славно посидели. После первой бутылки виски он рассказал мне, что в 1989 году вовсе не врезался в грузовик.

– Понимаешь, – сказал он.

– Я ехал на Жигулях, и тут такая тоска навалилась, – сказал он.

– Совок, – понимающе сказал я.

– Да нет… концерты, пластинки, куе мое… – сказал он.

– А я ведь был кочераг, а кто был кочегар, – сказал он.

– Тот кочегар по жизни, – сказал он.

Плеснул «жидкого дыма» в огонь для шашлыков, потом налил еще.

– Короче, я подобрал какого-то волосатого козла с гитарой, – сказал он.

– 20 лет, perestroika, рокин-рол, поколение бунтовщиков, – сказал он.

– Джинсовая куртка, варенки, пиджак с плечиками, – сказал он.

– Он когда увидел, что его подвозит сам Цой, офигел, – сказал Цой.

– Ну, я ему расписался на пластинке, а он мне за это отсосал, – сказал он.

– Ну и когда мы закончили, я дал ему по башке монтировкой, – сказал он.

– А почему не сразу? – сказал я.

– Надо было дать человеку насладиться последний раз в жизни, – сказал он.

– Бросил тело на переднее сидение, разогнал, и вывалился из тачки, – сказал он.

– Машина – в столб и загорелась, а дальше ты знаешь, – сказал он.

– Ну, а я автостопом добрался до Вены и прикупил ресторанчик, – сказал он.

Я выпил, подумал немного.

– А вернуться не хочешь? – сказал я.

– Что я делать буду? – спросил он.

– Петь на Рождественских вечерах Пугачевой? – сказал он.

– Почему нет, все советские рокеры там поют, – сказал я.

…В полночь он приготовил закуски – было что-то из бамбука и крыс, – и снова налил.

– Ну, а ты, – сказал он.

– Я ведь слежу, читаю, – сказал он.

– Да вот, переключился на малую форму, на поэзию, – сказал я, стесняясь.

– А чего? – сказал он.

–… а, геморрой, – с пониманием сказал он, когда я замялся.

– Хочешь, почитаю что-то из своего? – сказал я.

…пришлось залезть на стойку. Витя Цой зажег спичку и водил ей взад вперед. Пьяные в жопу корейцы почему-то подпевали, и, почему-то, подпевали на корейском. Было так круто. Я даже почувствовал себя «звездой». Витя чиркнул новой спичкой.

Я сказал:

женщины во мне бывают маленькие и статные, полногрудые

и с грудями маленькими, как точки китайской гуаши

на покарябанном стальным пером листе рисовой

или какой другой

бумаги

во мне живет бабушка, которая заставляет спать в обед

мама, поэтому я прилежно завтракаю до того как выкурить сигарету

тетя, поэтому я бросил курить

Света – рыженькая такая, поэтому я знаю секрет сооблазнения

ха, три конфеты «Красная шапочка» и любая твоя

женщины живут во мне похотливые, разговорчивые, с матерком

с ветерком, лихие

лопоухие

думаешь, добавил лопоухих для рифмы? а вот и нет

почитай Кейт Кинси, «Как стать секс-бомбой»

самые развратные женщины – с оттопыренными ушами

оттопыримся, расстопыримся по полной, милая,

давай же

раздвинь свои уши, раскрой рот пошире, женщина, которая

живет во мне, жаждет тебе засадить

в Молдавии в деревнях старики и старухи

в рубахах вышитых орнаментом Солнца

блядское Светило! оно ненавидит меня, а я его

но мы оба любим Ван Гога и подсолнухи

ладно уж, ради подсолнухов…

так вот, старики и старухи говорят после стаканчика первого в этом году вина

вот что:

– оральный секс это стремление мужчины подчинить себе женщину

потому что рот дырка для говорения

а не для хотения

и сунув в дырку для говорения орган хотения

ты приводишь ее, красавицу

к полному подчинению

приводишь —

словно полноприводную, приводную и вообще водную…

и вот, снова мы о воде

оказывается, эти старики и старухи вовсе не старики и старухи, одетые

в рубахи солнца

а психоаналитики с клеймами лучших университетов

тавром наилучших институтов, и они прячутся в замшелой мглистой земле

выползая только по весне

чтобы прогреть свои лишенные кровеносных сетей тела

и заблуждений – души

они часто снятся мне в самых кошмарных снах, когда я лежу с открытыми глазами

под орехом во дворе дома моей умершей бабушки

не спи под орехом, говорит она сердито, дурные мысли в голову полезут

мне нечего терять, смеюсь я в ответ

а теперь следите за указкой – куда она ползет,

правильно, снова о женщинах

я предпочитал брюнеток, потому что у них хоть сразу видно – есть усы или нет

с блондинками вечно морока

соблазнишь, подцепишь, полезешь целоваться, а там усики

конечно, и с брюнетками ты не застрахован на все сто

помню, с одной целовался, а у нее верхняя губа была бритая

клянусь рукой Бога

с рыжими вообще все не до конца понятно

мне кажется каждая рыжая женщина в глубине души —

ненавистное Солнце

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее