Конечно, геологам потребовалось время, чтобы принять теорию Миланковича. Но в 1930-х гг., когда он уточнил и детализировал расчеты, ученые начали сопоставлять свои кривые ледниковых эпох, выстроенные на основе все более подробных геологических данных, с астрономическими кривыми, выстроенными Миланковичем, и, несмотря на наличие некоторых заметных расхождений, соответствие между ними оказалось убедительным. Постепенно в отношении к теоретическим расчетам Миланковича и основанной на полевых наблюдениях геологической летописи произошла важная перемена: отныне не геологическая летопись использовалась для проверки теории Миланковича, а его теория – для проверки и уточнения геологической летописи. «Таким образом, – торжествующе писал Миланкович, – ледниковый период получил свой календарь»[327]
.Миланкович дотянулся до небес, чтобы составить календарь изменений, происходивших на Земле. Его теория использовала прогностическую силу астрономии для объяснения физических процессов на нашей планете. В известном смысле это было триумфальным претворением в жизнь амбициозных замыслов «физиков космоса», таких как Джон Гершель и Норман Локьер, которые мечтали найти прямые взаимосвязи между Землей и Солнечной системой и таким образом возвысить физику земных явлений до того же статуса, каким некогда обладала позиционная астрономия. Правда, Гершель и Локьер считали, что эти связи следует искать в регистрограммах магнетизма и радиации, а Миланкович нашел их в ньютоновских расчетах орбит. Но хотя теория Миланковича подтверждалась геологическими данными, она рисовала картину истории земного климата слишком крупными мазками. Вполне возможно и даже вероятно, в прошлом земной климат претерпевал и другие изменения, длившиеся не так долго, как те ледниковые периоды, о которых свидетельствовали расчеты Миланковича. Эти более краткосрочные циклы могли быть связаны с действием так называемых вторичных факторов, названных еще Кроллом, таких как циркуляция Мирового океана и изменения в атмосферных явлениях. Однако для того, чтобы узнать это наверняка, требовались новые инструменты исследования. Небеса дали все, что могли. Пришло время вновь вернуться на Землю и отыскать иные способы заглянуть в далекое прошлое – помимо описательного картографирования, в которое геологи вложили столько сил.
Стремление ответить на вопрос, косвенным образом поднятый работой Миланковича, – какие следы могли оставить на Земле такие циклы? – привело к рождению новой научной дисциплины – палеоклиматологии. Она объединила описательные элементы климатологии с новыми физическими инструментами для создания карты (точнее говоря, серии карт) прошлых климатов Земли. На протяжении долгого времени грубыми индикаторами прошлых температур служили горные породы. Опираясь на геологические следы (царапины, оставленные ледниками при движении, или моренные отложения, образовавшиеся при таянии ледников), ученые могли сделать вывод, что температуры в этот период были либо достаточно низкими, чтобы произошло образование льдов, либо достаточно высокими, чтобы привести к их таянию. Дать более точные оценки было невозможно. Чтобы увидеть детальную картину, ученым потребовалось в буквальном смысле слова углубиться в прошлое – в толщу ледяных щитов и илистое дно океана, которые хранили нетронутые слепки далеких времен. Возможность прочитать эти «архивы» появилась только в 1950-х гг. благодаря новым технологиям, созданным на основе тех же физических знаний, что и атомная бомба. Палеоклиматология в значительной степени (хотя и не полностью) опиралась на прогресс ядерной физики и достигла зрелости в послевоенной атмосфере страха и оптимизма, порожденных этим прогрессом.
Разработав идею изотопного палеотермометра, Дансгор разрывался между необходимостью поделиться ею и желанием защитить свое авторство. Он хотел закрепить за собой приоритет, но для этого ему требовалось опубликовать свою идею или, по крайней мере, описать ее так, чтобы было более-менее понятно, о чем идет речь. Загвоздка заключалась в том, что Дансгор еще не доказал ее работоспособность. Поэтому он написал расплывчатую статью, в которой туманно предположил, что, если использовать его изотопный метод для анализа гренландских ледников, вероятно, можно будет заглянуть в прошлое на «несколько сотен лет»[328]
. Гренландию Дансгор упомянул неслучайно: из-за низких летних температур снег, выпадавший здесь зимой, не успевал таять летом и накапливался из года в год, образуя огромный «слоеный пирог» толщиной в несколько километров – Гренландский ледяной щит, где каждый слой соответствовал снежным осадкам, выпавшим в отдельно взятом году. На тот момент Дансгор еще не знал, что эта ледяная летопись охватывала не несколько сотен или даже тысяч, а десятки тысяч лет.