Видимо, все дело в дисциплинированности бродячего музыканта, а также в понимании, что и от его работы зависит благополучие всей труппы. Это понравилось Владу. Хотя Борин и выглядел изнеженным нытиком, но на самом деле он был человеком достаточно дисциплинированным и трудолюбивым.
Влад укрепил парню кости — с тем чтобы даже при сильных перегрузках его пальцы не сломались, ведь если он лишится здоровых рук, он лишится и заработка, что плохо скажется на благополучии всей труппы.
Девчонки очень понравились Владу, и он собирался им тоже помочь — в той мере, которая не будет касаться его основного дела — проникновения в замок барона и его подчинения.
Борин, если не считать этих приобретенных болезней, был на удивление крепким и спортивным парнем. Хорошо сложенный, как гимнаст олимпийского резерва, он не зря говорил, что является еще и акробатом. Влад как-то сразу поверил, что и акробат из него вышел очень неплохой. А музыке он выучился уже самостоятельно, после того как сбежал от своих родителей.
Влад потихоньку вытянул из захвата музыканта его инструмент, вынул из кожаного чехла и положил себе на колени. Теперь этот инструмент не был ему чужим, и Влад, слегка пройдясь по струнам пальцами, прислушался: да, он был настроен великолепно, а звучал еще лучше — его точно делал какой-то очень хороший мастер. Как там назвала Арина этого мастера? Изнамур? Видимо, это был Амати или Страдивари этого мира.
Влад прошелся пальцами по грифу, взял аккорды и тихо напел:
С соседней кровати послышался голос:
— Как? Почему ты не сказал, что умеешь играть? Что ты так поешь? А что ты сейчас пел? Это ты сочинил? Это же песня про нас, про артистов! Это мы идем по свету — всю жизнь, пока не умрем где-нибудь в кварталах нищих бродяг…
— Что, все уж так и умираете нищими? Неужели нет исключений?
— Бывают, — грустно согласился парень, — но редко. Если артисты сумели понравиться богатым господам и те взяли их к себе в качестве музыкантов, ну и если они сумели скопить достаточную сумму, чтобы прожить до конца жизни безбедно, то да. Есть и еще путь: заиметь богатого любовника или любовницу и выкачивать из них деньги, если есть красота и молодость. Так бывает частенько — пока артист не надоест и его не выгонят на улицу, и тогда он снова идет по свету. А где ты научился так играть на тратине? У тебя стиль исполнения такой же, как и у меня. Мне кажется, мы учились у одного и того же мастера.
— Меня учил один бродячий музыкант. Не хочу называть его имя — он не велел, — уклончиво ответил Влад.
— А еще что-нибудь свое можешь исполнить? — жадно попросил музыкант. — Чего-нибудь веселое, чтобы вызывало смех?
Влад подумал и начал:
После этой песни Влада перепел еще с десяток других, веселых и грустных, лиричных и плясовых — самое сложное было выбрать такую песню, которая не указала бы на его иномирное происхождение, но при этом затрагивала людские души.
Но разве это была проблема при абсолютной памяти Влада? Ведь он мог вспомнить любую песню, слышанную им когда-либо, во всех вариантах и со всеми тонкостями.
Борин хлопал в ладоши, радостно смеялся и горько плакал, жалея умирающего в степи ямщика. Вероятно, он решил, что это имя такое — Ямщик, и рыдал над его страшной судьбой: замерзнуть в степи — разве это не страшно? А когда Влад запел: «А для звезды, что сорвалась и падает, есть только миг, ослепительный миг…» — заплакал и сказал:
— Это про меня. Я эта звезда. Пройдет лет десять — и я упаду где-нибудь и замерзну, как ямщик… и никто не вспомнит обо мне. Ты позволишь мне иногда исполнять твои песни? — Борин с надеждой поднял голову и посмотрел на Влада.
— А разве ты их запомнил? — с удивлением спросил Влад.
— Дай тратину, — усмехнулся Борин и запел приятным, чистым голосом о судьбе ямщика. В его исполнении песня звучала не менее душещипательно, чем в исполнении Влада.
Допев, музыкант подмигнул Владу и сказал:
— Я никогда не забываю музыку, которую слышал хоть когда-нибудь, и сразу запоминаю слова. Ну, дар такой у меня, что поделаешь! Бродячий музыкант, который хочет зарабатывать своим ремеслом, должен уметь запоминать слова песен. Это его хлеб, и если он хочет иметь его каждый день, ему ничего не остается, как запоминать стихи. Музыканты, что не умели этого делать, вымерли с голоду, остались только те, которые могут. Вот так вот…
— А что, записать нельзя? — опять удивился Влад. — Взял пергамент, записал слова и музыку, и пой себе на здоровье, не напрягай свою голову!
— Как это, записать музыку? — округлил глаза Борин. — Слова-то понятно, но музыку как записать на листке? Она звучит в воздухе, ее нельзя записать!
Влад хотел что-то сказать и осекся — без того, чтобы раскрыть себя хотя бы частично, он не мог рассказать музыканту о нотах, о записи музыки на листе бумаги… когда-нибудь, может быть.