— Убежали рассказывать своим приятелям. Теперь весь замок будет у нас! Пойдемте, я покажу вам комнаты, а потом пообедаете — стол уже накрыт.
Артисты прошли наверх, и трактирщик распахнул перед ними двери в две комнаты — одну большую, на четверых, и одну маленькую, в которой стояли две кровати:
— Вот! Не высший сорт, но, мне кажется, вы видали и похуже, — лукаво сощурился мужчина. — Зато постели чистые, тараканов и клопов нет — отдыхать будет удобно. Можете тут оставить куртки — вот вешалки. У нас тепло, я дров и угля не жалею. Вот вам ключи — запирайте свои сокровища, и пошли обедать.
— Если бы они еще были, сокровища-то! — оценили шутку артисты и дружно рассмеялись.
Через десять минут вся компания уже наслаждалась горячей едой за столом в трактире. Тут было довольно тихо, уютно и, как заметил Влад, даже вышибалы не было. Впрочем, вышибалы частенько появлялись только к вечерним посиделкам, если заведение было добропорядочным и скандалами не славилось.
Обычным занятием вышибал было не вышибание мозгов или денег из подгулявших посетителей, а отправка таковых на извозчике в сторону дома или вытаскивание этих полутрупов, проигравших в борьбе с зеленым змием, куда-нибудь под навес, для протрезвления на ночном ветерке.
Влад потихоньку прощупал окружающих на предмет отношения к артистам и не почувствовал никакого подозрительного настроения, кроме любопытства и нетерпеливого ожидания. Народ жаждал непременно скрасить свой серый осенний досуг.
От барона не было никаких известий, но Влад не сомневался, что скоро информацию доведут до его сведения и он пожелает пригласить циркачей в свои апартаменты. Надо было только подождать… Ждать Влад умел. Хотя и не любил.
Обед закончился быстро — артисты смели все со стола в мгновение ока и теперь сидели, отдуваясь, с набитыми животами, как удавы переваривая пищу.
Девчонки, на удивление, ели, как здоровенные грузчики, и Влад с ухмылкой подумал о том, что трактирщик погорячился, пообещав им бесплатные обеды и ужины, — они объедят его, как полк гвардейцев. Видимо, его ввели в заблуждение небольшие габариты и субтильность циркачек.
— Хорошо поели, — с усмешкой икнула Марка, откидываясь на спинку стула. — Есть нужно про запас, потом можно не получить даже миски каши.
— Растолстеешь ведь! — подмигнул Влад.
— Не-а… у нас с сестрой такое сложение, что как ни едим, не толстеем. Ты видал у меня хоть каплю лишнего жира? Нет? А у сестры? То-то же… И как ты убедился, остальные девчонки такие же. Ты представь, сколько нагрузки мы получаем за представление, какое там растолстеть! Хотя ты еще не представляешь. Но увидишь. Борин, сходи возьми в фургоне наши сценические костюмы и инвентарь!
— А чего я? Пусть Олег идет! Все я должен бегать! Вот он новенький, пусть и идет! — завозмущался парень.
— Иди-иди, не отлынивай. Во-первых, он не знает, где что лежит, а во-вторых — представь, он пойдет, споткнется и рухнет на твою драгоценную тратину. И все — кончились баллады! Ты же этого не переживешь потом.
Борин молча встал и быстрым шагом пошел к двери, а девушки мелодично рассмеялись.
— Как он за свой инструмент боится! Говорит, его мастер Изнамур сделал. Врет небось — купил в Пазине на базаре у спившегося музыканта. Хотя… все может быть, — задумчиво проговорила Арина, постукивая пальцами по столу.
— А он вообще-то умеет играть? — рассеянно спросил Влад, размышляя о будущем и своем месте в нем.
— Зря сомневаешься, — серьезно ответила Арина, — он и правда отличный музыкант. Знаешь, я заметила одну вещь: самые лучшие музыканты, которых я встречала в своей жизни, были вот такие, как он, бабомужики. Возможно, они лучше чувствуют музыку, что ли… Почему у них это получается лучше, чем у других?
— Да, — признался Влад, — я тоже знаю такие примеры. И танцоры тоже есть такие… бесполые.
— Точно, и я это заметила, — откликнулась эхом Арина, углубившись в какие-то свои мысли. На ее лбу залегла глубокая поперечная складка, и девушка сразу стала казаться старше своих лет — на самом деле ей было не более двадцати, и только заботы, печаль и лишения заставляли ее выглядеть на тридцать.
Кстати сказать, в бане сразу стало видно, какого она возраста — грудь, которой никогда не кормили детей, упруго торчала вперед, а на гладком мускулистом теле не было ни одной лишней складки или отвислости, как и говорила ее сестра.
Хлопнула дверь, и появился Борин, нагруженный свертками и кожаным чехлом, в котором угадывался профиль инструмента. Он был сердитый и мокрый, о чем сразу и сообщил, подойдя к столу, где развалились «бездельники, истязатели таланта, которому они и в подметки не годятся».
После гневной тирады он пододвинул стул к очагу, в котором весело пылали сосновые поленья, протянул к нему руки, погрел и, любовно обтерев рукавом капли дождя с чехла, достал из него инструмент.
Инструмент был красив так, как бывают красивы женщины: прихотливый гладкий бок тратины наводил на мысли о женских бедрах, а гриф — о руках девушки.