Военная фортуна

Погрузившись в чтение, свои догадки и боль, он не заметил, как начала открываться дверь, которую Понте-Кане оставил незапертой, и спохватился, когда та уже не распахнулась наполовину.

— Tu es lа, Jean-Paul?[54] — шепотом спросил Дюбрей.

На этот раз выбора нет: уже не до тишины. С пистолетом наготове Стивен поднялся и одновременно развернулся, уткнул ствол в грудь отшатнувшегося Дюбрея и выстрелил. Тот отступил назад в проем открытой двери и, медленно оседая, упал. Выражение изумления и злости так и не сошли с его лица пока голова не стукнулась о пол, уже безжизненная и безразличная ко всему.

Стивен стоял с дымящимся пистолетом в руке, прислушиваясь к оглушительному звуку выстрела, который, казалось, надолго наполнил и комнату, и его голову. Запах пороха и опаленной ткани. Медленно, медленно текли минуты. Похоже, никто не услышал выстрела. Ни топота бегущих ног, ни стука во внешнюю дверь, ничего вообще, только часы пробили четверть, и снаружи какая-то процессия прошла мимо отеля — отдаленные приветствия, взрывы смеха, раз-другой.

Напряжение снизилось до терпимого уровня. Стивен положил пистолет на пол и перетащил Дюбрея в уборную, в сидячую ванну.

— Прямо-таки кончина Тита Андроника, — сказал он с оттенком черствой жестокости, опуская тело в ванну.

Он обнаружил, что сильно потрясен, и удивился почему. Он даже не обыскал Дюбрея. Почему бы и нет? В явных и тайных битвах трупов он видел предостаточно, с сотню и всё же это убийство вызывало у него отвращение. Это было странно: он должен был или убить или быть убитым, а Дюбрей был тем, кто до смерти замучил Каррингтона и Варгаса. И все же это было, и он обнаружил, что читает чисто механически, едва осознавая что-либо важное… глупость собственного поведения и поведения врагов и все — с благими намерениями. Утро, наполненное чрезмерным насилием, физическое и, возможно, моральное истощение, были очевидными причинами такого состояния, и все же было странно, что он не мог справиться со своими мозгом и заставить его ответить на вопрос.

Что же делать дальше? Он задавал себе этот вопрос снова и снова. Единственным выходом было покинуть отель, в холле которого полно французов, что невозможно. Тем не менее, он точно должен забрать эти документы и Диану, но как только Джонсон вернется, «Асклепия» перестанет служить убежищем. Настоящий тупик.

Он слышал, как вернулась Диана. Она разговаривала с кем-то, и на мгновение он подумал, что с Джонсоном, вернувшимся раньше, чем предполагалось, возможно, будучи предупрежден предательницей Пег, но затем Стивен понял, что это голос Хирепата.

Он пошел к ней, дверь за дверью и они встретились в столовой. Ее лицо выражало обеспокоенность и удрученность.

— Мне очень, очень жаль, Стивен, любимый, но Эндрюса не было в коттедже, — сказала Диана, едва увидев его. — Он вернулся в Галифакс с картелем, которым отправили почти всех военнопленных.

— Не бери в голову, дорогая, — сказал мягко Стивен — он почувствовал безграничную жалость к ней, и не мог сказать почему. — Хирепат с тобой?

— В гостиной.

— В холле есть французы?

— Да, настоящая толпа, разговаривают и смеются, некоторые в военной форме, но ни Понте-Кане, ни Дюбрея.

Они прошли в гостиную. Хирепат поприветствовал Стивена и бросил на него обеспокоенный взгляд, но Стивен отделался неопределенным «здрасьте» и сказал, что должен написать записку.

— В моей комнате есть письменный стол, — сказала Диана, открывая дверь и показывая направление.

Какое-то время он бессмысленно пялился на бумагу, а потом написал:

«Джек, мне пришлось убить двух французов. Внизу еще французы и я не могу выбраться — они попытались убить меня сегодня утром. Я должен вытащить Диану отсюда любой ценой, а также некоторые бумаги и себя, если это вообще возможно. Уоган не подходит — только не говори этого Хирепату — не подходит и „Асклепия“. Чоут или отец Костелло, который должен поженить нас, могли бы найти Диане убежище. Я сам не свой. Джек, сделай, что сможешь. Верзила-швейцар может оказаться другом».

— Мистер Хирепат, — сказал он, возвращаясь, — могу ли я попросить Вас передать письмо капитану Обри, как только вы увидите его? Это крайне важно для меня, в ином случае я бы не осмелился побеспокоить вас.

— С радостью, — сказал Хирепат.

Они остались одни, Диана передвигалась по комнате, зажигая свечи и задергивая занавески. Время от времени она посматривала на него, а потом сказала:

— Боже мой, Стивен, я никогда не видела тебя в таком подавленном состоянии и таким бледным. Ты что-нибудь ел сегодня?

— Ни крошки, — сказал он, пытаясь улыбнуться.