Военная фортуна

— Это — моя собственная, — сказал он, — и я использую ее главным образом для молодежи и судовых мальчишек. Они могут накатывать ее без вреда для здоровья, и к настоящему времени уже могут вполне прилично наводить. А здесь мой более ранний прицел…

— Но что это? — поинтересовался Джек.

— Отвес, — сказал Броук. — Тяжелый отвес. Когда он на нулевом уровне по этой шкале, вы видите, палуба горизонтальна, и на дистанции прямого выстрела пушка поразит свою цель, даже если наводчик не увидит ее из-за дыма. А позади каждого орудия есть врезанный в палубу компас и по нему можно доворачивать ствол когда матросы ослеплены. Знаешь же, как стелется дым, когда нет сильного ветра, и как ошеломляет тяжелая канонада.

Джек кивнул, заметив, что в таких случаях с трудом видишь своего соседа, не говоря уж о враге.

Затем настал черед карронад — уродливых, приземистых, большеротых штуковин — и кормовых ретирадных пушек: длинных, изящных и опасных. Состоялась крайне аргументированная дискуссия по поводу лучших брюков для карронад, удобнейшего способа воспрепятствовать их опрокидыванию. Потом вперед, вдоль шкафута, к баку и его вооружению: снова карронады, а также погонные орудия.

— Вот моя любимая, — сказал Броук, похлопывая девятифунтовку правого борта. — С зарядом в два с половиной фунта она бьет так метко, как только пожелаешь, невероятно точная на тысяче ярдов. У нее мой облегченный прицел, потому что из нее стреляет только самый лучший расчет: остальные вы увидите на главной палубе.

— Мне это нравится, — сказал Джек.

Они пересекли бак, и он заметил пару матросов, висящих под бушпритом и занятых с носовой фигурой, которая в официальных умах не символизировала ни сельское хозяйство, ни пиво, ни правосудие, но реку Шэннон, тщательно раскрашенную все той же печальной сине-серой краской, покрывавшей борта фрегата.

— Господи, Филип, неважно есть призы или нет, ты же мог позволить для носового украшения немного киновари и позолоты? — сказал Джек, когда никто не мог их услышать.

— О, что касается этого, — сказал Броук, — мы всегда были очень неброским кораблем, ты же знаешь, не то что бедный старый «Герьер», со всей его шпаклевкой и краской. Осторожнее доктор, — вскричал он, ловя за руку Стивена, поскольку крен фрегата угрожал сбросить того вниз, в передний люк.

Длинная, низкая орудийная палуба и главное вооружение корабля: массивные восемнадцатифунтовки, крепко принайтовленные напротив своих портов по оба борта, со станками, окрашенными в тот же тускло-серый цвет, так что они походили на мощных животных, привязанных к палубе, например, носорогов. Туда-сюда вдоль рядов пушек, среди занятых работой групп моряков, офицеров и молодых джентльменов. По давней привычке Джек кланялся бимсам, Броук шел выпрямившись и, рассказывая о каждом орудии, лучился энтузиазмом.

Все пушки были оборудованы простыми, гениальными, прочными медными прицелами, изобретенными капитаном, и кремневыми замками. Любому замку Джек предпочитал добрый старый фитиль, и когда они, поднимаясь на палубу, заспорили по данному поводу, Стивен почувствовал, что усталость вот-вот затопит с головой: пудинг накрыл его словно крышка гроба. Он пробормотал что-то о необходимости позаботиться о пациенте и ушел, едва замеченный в пылу спора. Но вместо того, чтобы пойти сразу в каюту, доктор прошел в кормовую часть, вдоль квартердека к гакаборту и некоторое время стоял там, уставившись на кильватерную струю и лодки, буксируемые за кормой — их жалкую плоскодонку, баркас и собственную гичку капитана Броука.

Стивен размышлял о капитане Броуке, который оказался еще более увлеченным и решительным человеком, чем он предполагал ранее. Аскетичным и без сомнения довольно робким в личных отношениях: складывалось впечатление, что у своей команды он не вызывал такой же привязанности как Джек Обри, но без всякого сомнения, она его сильно уважала.

Ему показалось, что Броук живет в состоянии необычайного напряжения, как будто несет весьма тяжелый крест, а преувеличенная забота о пушках и судне помогает ему выдерживать тяжесть. Было бы интересно встретить миссис Броук. Независимо от характера, крест заключался в ней. Совершенно очевидно, что в гордом человеке единственным признаком наличия такого креста является привычная сдержанность и молчаливое самообладание, которые он подметил в Броуке. К Стивену присоединился хирург «Шэннона» и они заговорили о морской болезни, тщетности физического лечения с одной стороны и удивительном эффекте эмоций с другой, по крайней мере, в некоторых случаях.

— Вон тот человек в проходе левого борта, там, — сказал хирург, — в полосатых панталонах, жующий табак и сплевывающий через сетку с гамаками — это капитан американского брига, захваченного нами несколько дней назад. Только выскользнул из Марблхеда, а на рассвете появился уже у нас прямо с подветренной стороны, и мы его сцапали одним махом.

— Как?