Военная фортуна

— Вы ошибаетесь, мистер Маклин, — отвечал Мэтьюрин, — полагая, что у англичан нет собственных генералов. Они есть, но, говоря начистоту, те из них, кто чего-нибудь стоит — лорд Веллингтон, скажем, — ирландцы. То же самое можно сказать и об их писателях. Но давайте же вернемся к теменному каналу и аномальным резцам нашей Otaria[17] — такими темпами мы не успеем составить описание даже половины семейства Phocidae[18] до прихода на Мыс. Куда там, до прихода в Англию! А образцы стремительно портятся. Умоляю, будьте осторожны с курительной трубкой, мистер Маклин! Она в опасной близости от банки со спиртом. Представьте, что случится пожар — тогда даже описанные нами образцы навсегда пропадут для науки.

Дни Стивена пролетали в хлопотах и были, вопреки унылой атмосфере в кают-компании и недостатки Маклина, необычайно радостными. Вечера он обыкновенно проводил в капитанской каюте, музицируя с Джеком и Йорком, а корабль тем временем мчался вперед, повинуясь несгибаемой воле Уорнера. Частенько доктор и обедал у капитана, отдыхая от чисто флотских разговоров и спартанской неприхотливости кают-компании — офицерам «Ля Флеш» не на что было рассчитывать, кроме своего жалованья, Йорк же обладал собственным круглым капиталом. Он держал стол и каждый день приглашал к себе двух-трех гостей из офицеров или мичманов.

После одного из таких обедов, на котором присутствовали первый лейтенант, штурман и Форшоу, Стивен вышел на квартердек, дабы выветрить пары капитанского портвейна прежде, чем присоединиться к Маклину в корабельных недрах. Дувший дотоле в бакштаг устойчивый ветер постепенно слабел, и все сильнее заходил в корму, поэтому освежал мало, а солнце, вопреки предзакатному часу, палило сильнее обычного. Это был день починки одежды, и «фличи», рассыпавшись по передней части палубы вплоть до грот-мачты, несуетно орудовали иголкой с ниткой. Тут появился Уорнер, покрутил головой, оглядывая такелаж, потрогал брасы, и отдал команду. Спокойные группки, расположившиеся между орудиями, преобразовались в хаотичную массу. Раздались три свистка боцманской дудки, и хаос приобрел форму организации, еще свисток, и корабль обрядился лиселями. Лисель-спирты изогнулись, принимая нагрузку, скорость ощутимо возросла. Одновременно освежающий ветерок совсем перестал чувствоваться. Стивен снял китель и рассеянно стал его сворачивать; мысли ученого витали вокруг аномальной отарии, резцы которой имели по четыре корня. Если догадка, что это особый вид тюленя подтвердится, а это, скорее всего так, надо будет назвать его в честь Маклина. Вот будет отличная награда, отблеск славы более ценной, чем назначение на линейный корабль, а заодно перевесит не слишком вежливые реплики Стивена в недавнем разговоре, когда Маклин сильнее обычного напирал на англичан. Подобно большинству известных доктору шотландцев, Маклин, похоже, постоянно находился во власти ощущения некоей неполноценности, причем ощущения ядовитого. Странно, ирландцам это совсем не свойственно. А тем временем ситуация в обеих этих странах…

В этот миг целый дождь предметов: монеты мелкого достоинства, табакерка, коробочка с трутом, огниво, перочинный нож, два ланцета, портсигар с чирутами, Гораций формата одна двенадцатая, несколько изюмин, коллекция мелких костей и зубов, надкусанный сухарь, пролился на палубу из карманов неосторожно перевернутого кителя. Форшоу помог все собрать и показал доктору как следует по-настоящему, по-флотски складывать мундир, предостерег насчет образования заминок и выгорания на солнце и взялся лично отнести мундир Киллику, чтобы тот поместил его на вешалку в каюте мистера Мэтьюрина. Каюта, разумеется, располагалась внизу, но путь, избранный совершившим неожиданный прыжок мистером Форшоу, проходил почему-то через коечную сетку, где кроме скользкой ткани ничто не отделяло его от белопенной волны за бортом. Совершая пируэт между фоком и выдающимся дальше лиселем мичман поскользнулся — событие, которое должно было по идее заставить побледнеть самого мистера Форшоу, но лишь заставившее доктора Мэтьюрина обеспокоиться за судьбу своего кителя. В последний момент юноша ухватился за шкот, повисел на нем некоторое время, перешучиваясь с приятелем на рее, а затем исчез за пологом паруса, чувствуя себя в такой же безопасности, как детеныш орангутанга на родной пальме. Кстати, пока он, сверкая белозубой улыбкой на загорелом лице, с волосами, развевающимися по ветру, облаченный в парадный мундир из белых бриджей и синего кителя и туфли с серебряными пряжками, раскачивался на снастях, сравнение с обезьяной казалось очень даже уместным.

— Можете вы представить себе что-то более прекрасное? — раздался хрипловатый, резкий голос Уорнера.

— Затрудняюсь сказать, — ответил Стивен.

— Гнать вовсю под ярким солнцем всегда доставляло мне наслаждение, — выпалил Уорнер. — А теперь мы подняли все, что способен нести корабль.

— Превосходная коллекция парусов, честное слово, — кивнул Стивен.