Военная фортуна

Пока «Шэннон» пробирался через извилистый фарватер Джек продолжал комментировать продвижение корабля, а Стивен в это время, задавался вопросом: «Что я скажу ему?». Физически Джек шел на поправку, но Стивен не хотел, чтобы какие-то ненужные волнения препятствовали этому, кроме того, мешала глубоко укоренившаяся привычка к скрытности и неуверенность относительно действий Дюбрея. Как понять, является ли француз чем-то большим, чем просто пешкой, которую Джонсон использует в своих собственных интересах? Что касается Джонсона, то доктор был уверен, что способен справиться с ним, хотя, без сомнения, тот очень опасен. Дюбрей же совсем другое дело, и он очень, очень сильно пострадал от действий самого Стивена.

К тому времени, когда фрегат вошел в зону досягаемости американских батарей, Стивен все еще не определился с решением.

— Он лег в дрейф, — сказал Джек. — Так и есть. И сам Филип Брок на топе мачты с подзорной трубой, разглядывает «Чезапик». Этим утром я был почти уверен, что это он и теперь, когда солнце на западе, я уверен абсолютно. Хочешь взглянуть?

Стивен навел подзорную трубу, нашел отдаленную фигуру и сказал:

— Ничего не могу сказать. Но, возможно, ты знаешь его так хорошо, что сможешь узнать на большом расстоянии?

— Конечно, могу, — сказал Джек. — Я знаю Филипа Брока с детства, лет двадцать и даже больше. Я, должно быть, рассказывал тебе о нем неоднократно?

— Никогда, — сказал Стивен. — И я никогда его не встречал. Полагаю, это неплохой моряк?

— О да, отличный. Подумать только, я никогда не рассказывал тебе о нем за эти годы! Бог мой!

— Прошу, расскажи о нем теперь, ведь до ужина еще целый час. — Стивен совсем не горел желанием что-либо узнать о Филипе Броке, но ему хотелось слышать на заднем фоне приятный голос Джека, пока сам он будет обдумывать ситуацию в ожидании внезапного озарения, которое подскажет, что же делать.

— Ну что ж, — сказал Джек, — Мы с Филипом Броком что-то вроде кузенов, и когда моя мать умерла, я был сослан на некоторое время в Брок-холл, прекрасное старинное местечко в Саффолке. Их земля спускается к устью Оруэлла, прежде чем тот впадает в с Стаур около Харвича. Филип и я проводили в грязи часы, наблюдая как корабли поднимаются к Ипсвичу или спускаются по течению обратно. Множество посудин из восточной части Англии, которые, как ты знаешь, удивительно хорошо справляются с короткими галсами в хитром фарватере, угольщики, баржи из Лондона, голландцы с той стороны Пролива со своими швертами и толстыми задницами, рыболовецкие доггеры, скуты и сельдяной флот. Мы страстно желали сбежать в море, и однажды даже попытались, но старый мистер Брок догнал нас на догкарте,[41] схватил и сек до тех пор, пока мы не заскулили как щенки — он был довольно строг.

Но, тем не менее, у нас имелась старая плоскодонка с рейковым парусом — нам едва хватало сил поднять его — то была самая неуклюжая скотина, которая когда-либо плавала, к тому же легко опрокидывалась, при всей своей жуткой массе. Я спасал Филипу жизнь по три-четыре раза в день, и однажды сказал, что он должен давать мне по полпенса за каждый раз. Но он отказался, заявив, что поскольку я умею плавать, а он нет, то вытаскивать его моя обязанность как христианина и как кузена, тем более, что я уже и так намок. Но добавил-таки, что будет за меня молиться. О, это были счастливые дни, тебе бы они тоже понравились: там, в грязи, обитала куча всяких длинноногих птиц, мы называли их туки, были еще выпи, кричащие где-то далеко в тростнике, и — черт знает как их звать — большие белые птицы с клювами странной формы, розовые цапли и другие виды, чьи клювы вывернуты вверх, еще на берегу было сухое место переполненное турухтанами, сражающимися с друг другом или токующими, распуская перья на шее как лиселя.

А еще мы привыкли корзинами собирать яйца зуйков. Бог весть, сколько это продолжалось, но это походило на маленькую вечность, и всегда было лето. Но потом Филип отправился в школу, а я ушел в море. Мы писали друг другу три или четыре раза, что немало для подростков, но я не мастак сочинять, сам знаешь, и мы потеряли связь друг с другом до тех пор, пока я не вернулся из Вест-Индии на «Андромеде», которая раскассировала экипаж. Тогда-то я и узнал, что он, хотя и был способным учеником, устал от школы и убедил родителей послать его в морскую Академию в Портсмуте. Вообще-то мне не хотелось, чтобы меня застали в компании с «академиком».

— Неужели они были настолько порочны?