Таков один из наиболее видных представителей царской администрации того времени (везир) Рехмира, который занимал ряд высоких постов при Тутмосе III и сумел сохранить свое положение при Аменхотепе II.[50]
Эти высокопоставленные чиновники входили в высший слой правящего класса рабовладельческой аристократии наряду с представителями наиболее знатного и богатого жречества. Весьма возможно, что уже в это время на первое место начало претендовать высшее фиванское жречество, что, конечно, не могло не вызвать некоторых трений между первосвященниками Амона и царской властью. Но конфликт между царской властью и высшим жречеством, особенно фиванским, которое стремилось к некоторой самостоятельности, еще не назрел. Царская власть была достаточно сильна, чтобы не заискивать перед богатым и сановным жречеством. От времени Аменхотепа II до нас дошло довольно мало храмов. Возможно, что в религиозном центре столицы — Фивах, в частности в Карнаке, на было или почти не было возведено в то время каких-либо значительных построек. Однако здесь все же были построены молельня у западного фасада пятого пилона Карнакского храма, а также небольшой юбилейный (хебседный) храм.[51] Аменхотеп II, как и в Нубии, ограничивался главным образом достройкой храмов, начатых его отцом. В своей надписи он сообщает о сооружении в южном гипостиле «величественных колонн, богато украшенных электрумом». Следуя давней традиции, Аменхотеп II построил свой заупокойный храм, выбрав для него место на западном берегу Нила около святилища Тутмоса III. Очевидно, и в этом сказалось стремление Аменхотепа II во многом подражать своему предшественнику, полностью продолжая его широкую завоевательную политику в Передней Азии и Нубии. К сожалению, этот заупокойный храм не сохранился, и только скудные его остатки были обнаружены Флиндерсом Петри в 1896 г.[52] Весьма вероятно, что уже Аменхотеп II стремился в какой-то мере опереться на провинциальное жречество. В одной надписи, сохранившейся в Турра, говорится, что царем были «открыты каменоломни, чтобы добывать хороший известняк Айяна», причем тут же указано, что это должно было быть «памятником для богов и богинь, для их храмов [на миллионы лет]».[53] Особенно характерно то, что Аменхотеп II изобразил себя в данном случае перед вереницей из 13 божеств. Брэстед предполагает, что фараон добывал в этих каменоломнях строительный материал для своих построек в Мемфисе и Гелиополе.[54] Как бы то ни было, сохранились скудные известия о том, что Аменхотеп строил в Гермополе. В одной надписи[55] упоминается о постройке царем «укрепленного дворца [под названием] Аа-хеперу-Ра» именно в Гермополе. Как эта постройка, так и сооружение [166] пышной гробницы фараона в Долине царских гробниц свидетельствуют об усилении политического и религиозного авторитета обоготворявшегося царя, культ которого с давних пор существовал в Египте и использовался рабовладельческой аристократией в период крупных завоеваний для укрепления классового строя в целом.Власть фараона все еще была прочными нитями связана с высшим, главным образом фиванским жречеством. Неизбежной данью времени были жертвы храмам, которые щедро расточали многие фараоны Египта. Аменхотеп II, очевидно, пытавшийся в некоторой степени освободиться от влияния фиванских первосвященников, все же принужден был сообщать в своих торжественных надписях о том, как он одарял Фиванский храм Амона — главное святилище и богатейшую сокровищницу Египта в те времена. Вполне естественно, что эти жертвы связываются с победами египтян в Передней Азии и с богатой данью, полученной из страны Митанни. После описания этих важнейших для того времени событий автор надписи говорит о сооружении царем в южном гипостиле величественных колонн, богато украшенных электрумом, и о том, что царь пожертвовал в храм золотую и серебряную утварь. «Сокровищница [храма] была наполнена данью из каждой страны. Его амбары ломились от чистого зерна». Царь пожертвовал Амону алтарь (?) из золота, пол которого был сделан из серебра, а также роскошные драгоценные сосуды, которые были «прекраснее, чем звезды».[56]
Демагогически используя поддержку все еще могущественного жречества, Аменхотеп II с гордостью говорит, что бог щедро наградил царя за эти жертвы, сделав его «владыкой народа».[57] Характерно, что и в эту эпоху, как и во время царствования Хатшепсут, рабовладельческая аристократия, возглавляемая царем, пыталась укрепить всеми способами свой авторитет среди широких масс свободного населения, которые в египетском языке того времени обычно обозначались словом «рехит».