Рука Балашвили опустилась на стол. В глазах Коладзе вспыхнул победный огонек. Он с нетерпением ждал, что скажет Балашвили. Тот молчал. В нем происходила острейшая борьба мотивов. Коладзе не стал настаивать и предложил:
— Марлен, отдохни, а завтра поговорим о нашей будущей работе. Встретимся в это же время в отеле «Старый Тбилиси», в номере 117.
Балашвили сгреб со стола справку на Гобелидзе, сунул в карман и побрел на выход. При его появлении в общем зале за одним из столиков произошло движение. Молоденькая парочка поднялась и двинулась вслед за ним.
После ухода Балашвили из ресторана для Коладзе, Джапаридзе и Чиковани потянулись часы томительного ожидания. Доклады агентов наружного наблюдения ясности в перспективу вербовки Балашвили не внесли.
Объект Здоровяк — Балашвили, как сообщали агенты наружки:
В 13:20 Джапаридзе и Чиковани, наконец, вздохнули с облегчением. Доклад агентов наружки не оставлял сомнений: Балашвили направляется к отелю «Старый Тбилиси». Там в отдельном номере томился в ожидании Коладзе. Звонок Чиковани поднял его на ноги. Проверив аппаратуру скрытой видеозаписи, он выставил из холодильника на стол закуску и бутылку с чачей. Скрип двери заставил Коладзе обернуться. На пороге стоял Балашвили. Его вид говорил сам за себя. Румянец сошел, щеки запали, а под глазами после бессонной ночи образовались мешки.
— О, Марлен, как ты кстати! — воскликнул Коладзе и широким жестом пригласил к столу.
Балашвили, сделав вид, что не заметил протянутой ему руки, вошел в номер, тяжело опустился в кресло и немигающим взглядом уставился на Коладзе. Тот потянулся к бутылке и нарочито бодро предложил:
— Ну что, для разгончика выпьем самогончика?
— Нет! — отрезал Балашвили и потребовал: — Говори, чего вы от меня хотите?
— Хотим? Не хотим, а предлагаем.
— И что же?
— Смотри! — Коладзе открыл металлический кейс, достал пухлый пакет и встряхнул.
На стол посыпались 100-долларовые купюры. Их горка росла. В глазах Балашвили вспыхнул и погас алчный огонек. Это не укрылось от Коладзе: денежная наживка оказалась сильнее любви к родине, и он небрежно бросил:
— Это только аванс.
Балашвили, облизнув губы, спросил:
— И сколько здесь?
— Три тысячи баксов. Кстати, Марлен, у русских ты много получаешь?
— 21 тысячу рублей, а с премией выходит 23.
— Ха, это же копейки. Мы будем платить тысячу баксов, плюс отдельный бонус за каждую важную информацию.
— Сколько всего?
— С твоими возможностями хватит, чтобы купить крутую тачку и виллу в Батуми.
— Виллу? — гримаса исказила лицо Балашвили, и он мрачно обронил: — Скорее камеру в Лефортово.
— Марлен, ну к чему такие страсти? Мы с тобой профессионалы! И потом наша работа займет не больше года.
— Года?! А что потом?
— Потом ФСБ и России будет не до тебя. Мы их окунем в такое дерьмо, что им век не отмыться.
— Значит, год? — уточнил Балашвили.
— Да, — подтвердил Коладзе.
— Ладно, я согласен. Как будем поддерживать связь?
— О, это уже деловой разговор! — заявил Коладзе, снова потянулся к бутылке с чачей, разлил по рюмкам и произнес тост: — За наш общий успех!
Балашвили залпом выпил и даже не поморщился, давало знать о себе нервное напряжение. Коладзе, закусив сулугуни, принялся подсовывать ему закуски. Балашвили мотнул головой и просипел:
— Наливай еще.
— Легко, — живо откликнулся Коладзе и снова наполнил рюмки чачей.
Они выпили. Балашвили закусил и повторил вопрос:
— Так как будем поддерживать связь?
— Во Владикавказе есть проверенный человек, через него…
— Хвича, что ли? — перебил Балашвили.
— Да.
— Он ваш агент?
— Не совсем, — уклонился от ответа Коладзе и пояснил: — Важно, что он каждый месяц мотается через границу.
— Вот это и плохо. ФСБ рано или поздно за него зацепится, начнет копать и выйдет на меня. Нет, так не пойдет! — отказался Балашвили.
— Это на первое время. Через месяц-другой мы организуем более надежный канал связи, — поспешил развеять его опасения Коладзе и, двинув по столу горку долларов, поторопил: — Давай-давай, сгребай капусту, пока не прокисла!
Балашвили ответил кривой ухмылкой и принялся рассовывать деньги по карманам. И когда стол опустел, Коладзе подал ему бланк, ручку и пояснил: