Тем не менее советско-китайский конфликт 1929 г. позволил японской военной разведке оценить уровень боевой подготовки Красной армии, превзошедший царский период. Последующий анализ, проведённый Разведуправлением Генштаба, выявил техническое отставание Японии от СССР в насыщенности Вооружённых сил танковой и авиационной техникой, средствами ведения химической войны, в том числе на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Доклады харбинской миссии и легальных резидентур Генштаба в Европе и Азии свидетельствовали также о целенаправленном расширении Москвой сферы влияния на КВЖД и о дестабилизации ею обстановки в Маньчжурии и Китае. Поэтому военно-политическое руководство империи исходило из прогнозов органов военной разведки о высокой вероятности вторжения Красной армии в Северную Маньчжурию и в 1923–1931 гг. ежегодно утверждало планы обороны на северном и западном направлениях Маньчжурского ТВД, предусматривавшие одновременное нанесение контрудара по Южно-Уссурийскому краю и последующий перенос боевых действий через Хинган в Забайкалье.
Выход японской армии к советским границам в результате захвата Маньчжурии в 1931 г. спровоцировал резкий рост численности Красной армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Хотя Советский Союз наращивал группировку войск на востоке страны исключительно в оборонительных целях, военно-политическое руководство Японии считало, что Москва готовится отторгнуть Маньчжурию и помешать реализации континентальной политики Токио, поэтому с 1932 г. резко усилило свою разведывательную деятельность на советском направлении.
В 1932–1935 гг. численность зарубежного разведаппарата ГШ Японии под прикрытием военных атташатов и консульств в СССР и приграничных с ним странах выросла с 12 до 25 сотрудников. Ежегодно в воинских частях Красной армии стажировались 3–4 японских офицера. Оперативная разведка целиком сосредоточилась в руках Квантунской армии, а сеть её ЯВМ увеличилась вчетверо. Кроме того, в 1933 г. объединение развернуло ряд радиоразведывательных пунктов вдоль советско-маньчжурской границы и с помощью польских специалистов начало чтение советской шифропере-писки, в 1934 г. консолидировало всю белую эмиграцию на северо-востоке Китая под эгидой БРЭМ, в 1936–1938 гг. сформировало на её базе диверсионно-разведывательный отряд «Асано» для действий на территории Дальнего Востока и Забайкалья. Также предпринимались попытки сколотить агентурно-диверсионные группы из украинских и кавказских националистов в Европе и на Ближнем Востоке, а в 1937 г. Разведуправление заключило соглашение с абвером о создании к 1941 г. широкой сети разведывательно-диверсионных резидентур в Закавказье, Причерноморье и на Северном Кавказе для уничтожения советских нефтедобывающих предприятий и срыва морских перевозок по Чёрному морю в начальный период войны.
Хотя советские органы госбезопасности успешно блокировали широкое агентурное проникновение японской военной разведки в СССР, 2-е управление ГШ, комбинируя методы оперативной деятельности – заброску маршрутных агентов, отправку офицеров разведки под прикрытием должностей дипкурьеров, обработку печатных изданий, опрос перебежчиков и мигрантов, сопоставление материалов от дружественных спец-органов и перехват зашифрованного радиообмена Красной армии, в целом имело правильное представление о дислокации войск ОКДВА и пропускной способности Транссибирской магистрали, хотя с 1931 г. начало недооценивать численность парка советской боевой авиации и танковой техники в 1,5–2,8 раза.
В связи со вскрытым японской военной разведкой усилением группировки советских войск за Байкалом в первой половине 30-х гг., в 1936 г. Токио скорректировал «Курс национальной обороны империи» в сторону включения Москвы в число главных противников, однако, зная о подавляющем превосходстве Красной армии в людских ресурсах и наступательных вооружениях, провозгласил в «Основных принципах национальной политики» (1936) стратегию сохранения дружбы с СССР.