Военная разведка в Российской империи — от Александра I до Александра II

Однако с отъездом Нессельроде разведывательная деятельность Мишеля затухает. С сентября 1811 г. по январь 1812-го послом России во Франции князем А.Б. Куракиным из Парижа было направлено весьма ограниченное количество разведывательных сведений военного характера. Очевидно, в это время Мишель пытался отойти от сотрудничества, вовсе не давая информации или давая незначительную ее часть. Объясняется это во многом атмосферой психоза в военных ведомствах, где открылась охота на шпионов. В этих условиях Чернышев через Вертингера разыскивает Мишеля, не гнушаясь даже тем, чтобы посетить его на дому, и уговорами, посулами, угрозами заставляет его продолжить работу. Результатом явилась подробная сводка о составе и расположении французских войск к 15 февраля 1812 г. (на 44 листах) (Отечественная война 1812 г. Материалы ВУА.Т. IX. С. 66).

Как бы там ни было, вернув Мишеля к сотрудничеству, Чернышев мог со спокойной совестью «отсечь» его от посольства в лице Крафта или поддерживать его работу в интересах посольства на установившемся формальном уровне. Однако Чернышев этого не сделал. Вероятно, другое — он стал давать отдельные задания Мишелю, которые тот и выполнял, не ставя об этом в известность Крафта.

Несостоятельно утверждение, выплывшее на суде и повторяемое рядом исследователей, о том, что «Чернышев списывал из работы, приготовленной Крафту, то, что ему было нужно». В течение 1811-го — начала 1812 г. информация, поступавшая от Чернышева, ни разу не дублировала информацию посольства.

Обвинение Чернышева в принуждении Мишеля к противозаконной деятельности, а также признание на суде последнего в выполнении заданий русского полковника без вещественных доказательств оставались голословными. И такой неопровержимой уликой стало письмо, найденное на квартире Чернышева. Письмо, которого Чернышев, наверно, и не получал. Вспомним, что последние месяцы в Париже Александр Иванович жил в ожидании обыска и даже возможного ареста и проявлял в этой связи чрезвычайную осторожность. «Я… не осмеливаюсь больше хранить у себя ни единого «важного» листочка, — пишет он Барклаю, — сознавая прекрасно, что мое убежище не является неприкосновенным» (там же. VII. С. 33).

А раз письма не было — значит, его подбросили. Ведь написал же Мишель под диктовку письмо из тюрьмы, вызывая Вертингера на встречу в город из посольства. Точно так же Мишель согласился (попробовал бы не согласиться!) написать письмо, адресованное якобы Чернышеву. И в этом письме он не был краток, каким должен быть негласный агент с опытом работы более восьми лет. Казалось, достаточно было сообщить: «Буду у вас завтра в семь часов утра». Без обращения и без подписи. Однако письмо писалось для прокурора, поэтому в нем присутствует все. И характер разведывательных сведений, передаваемых Чернышеву (дислокация Великой армии в Германии, формирование четвертого корпуса, сообщение об императорской гвардии), и настойчивость Чернышева («господин граф, вы гнетете меня просьбами»), и свидетельство их постоянного сотрудничества («могу ли я сделать для вас более того, что делаю?»). Письмо, выдающее и автора, и получателя с «головой». В одном ошиблись авторы письма — Чернышев стал графом значительно позже.

Какой негласной агентурой располагал Чернышев к моменту отъезда? В декабре 1811 г. у него было четыре платных агента: в военном министерстве, в военной администрации, в Государственном совете и агент-посредник.

Об агентах в военном министерстве и Государственном совете уже шла речь. Значился ли в этом перечне Мишель? Судя по всему, он проходил как агент военной администрации. Мозес, Сальмон, Саже не входили в этот список. Ими руководил Мишель, он же расплачивался с ними по своему усмотрению. Лично Чернышев получил от Мишеля одну, максимум две обстоятельные информации. Однако в целом благодаря Чернышеву посольством от Мишеля в 1811–1812 гг. были получены достаточно ценные военные разведывательные сведения, хотя и однопланового характера — состав и дислокация войск с учетом их перемещений.

А агент-посредник? Посредник был необходим, по словам Чернышева, чтобы «не слишком часто показываться мне самому». Возможно, речь идет о швейцаре посольства Вертингере. Хотя им мог быть и другой человек. Ведь, намечая передачу сведений после своего отъезда, Чернышев обещал «указать человека».