Военная Россия

Замена обычной человеческой речи военными приказами начинается уже с колыбели. В роддоме врачи командуют матерью и новорожденным, затем мать и отец командуют ребёнком, потом командуют учителя, начальники и т. д. В магазине продавщица командует покупателю: «Говорите! Проходите!» Даже в загсе: «Жених! Поцелуйте невесту!» Характерной чертой приказа является слепота и глухота: приказ отдаётся вне какой-либо связи с тем, что лепечет ребёнок (или взрослый) или что происходит в действительности. Приказ выражает убеждения приказывающего, его фантазии, страхи, расчёты (обычно параноидальные или, в лучшем случае, садистские). Приказ изначально отвергают саму возможность диалога и вслушивания. Приказ осведомлён о существовании права, и это делает приказывающего особенно жестоким. Он вынужден демонстрировать верность праву, и это приводит приказывающего в ярость. Чем чаще ему напоминают про законность и право, тем кошмарнее и разрушительнее его приказы.

Характерная российская черта: православный человек разделяет "отношения с людьми" и "отношения с законом" на примере автомобильного движения: если водитель проехал на красный свет, то это — отношения с законом, а не с людьми. Известен, напротив, случай, когда американский православный священник, очень куда-то спешивший (предположим, к умирающему…) и ехавший в машине, решился проехать на красный свет — но сперва перекрестился. Перекрестился, потому что понимал, что сейчас не только собирается закон нарушить, но что он рискует подвергнуть человеческую жизнь опасности. Ведь запрет проезжать на красный свет — не прихоть, это правило, спасающее жизни и пешеходов, и автомобилистов. Американский православный это понимает, почему и крестится, русский — нет, он едет (или идёт!) на красный свет безо всякого смущения.

Военная психология по определению аморальна. Солдат должен исполнить приказ любой ценой. Дом для него — лишь подручное средство, которое в случае необходимости можно раскатать на брёвна для устройства переправы. Он смотрит на мир глазами вивисектора (и глазами палача, но это уж ладно). Вот уж где цель оправдывает средства. Собственно, весь мир является целью, которая должна быть разрушена, чтобы достичь главной цели — победы.

Беллетрист Михаил Шишкин (р. 1961) писал о России: "Это замечательная страна для сильных и поганая для слабых". Шишкин использует метафору тюрьмы: "Страна с тюремной ментальностью, где сильнейший занимает лучшие нары". Однако, метафора армии точнее: сильный приказывает, он вне камеры, да и камера — это казарма, тут человек не просто лишён свободы, он призван к убийству и агрессии. Агрессия объясняет и антиправовой характер страны:

"В Швейцарии говорят: Россия — прекрасная страна, но в ней не хватает законов. И невозможно объяснить, что хороших законов здесь миллион. Но живут все не по писаным законам, а по одному неписаному. Вся история человеческой цивилизации построена на охране прав слабого. А в России всё как в первобытном лесу: есть только право сильного. Так что все прекрасные идеи — демократия, парламент, права человека, — перейдя русскую границу, превращаются в дубинки" (Шишкин М. Газета, 9.6.2005).

Соответственно, в России не нужна риторика: система гнобит тех, кто пытается говорить по-людски с людьми, многие люди даже и не хотят, чтобы их убеждали, и боятся, когда их убеждают, считают, что это «зомбирование», "охмурёж". Единственной правильной речью считают приказ и ответ на приказ (разумеется, неискренний — какой солдат искренне рвётся выполнять приказ!).

* * *

Миронов Б. Кому на Руси жилось хорошо. // Родина. — 2003 г. — № 7. Доля нерусских в империи составляла в 1730 г. 30 %, в 1850-е гг. — 16 %. ("Нерусские" идентично "неправославным"). Среди высшей бюрократии неправославных в 1825 — 11,1 %, в 1853 — 32,7 %, в 1917 — 11,8 %. Империя держалась на льготах нерусским. Русские были переобременены воинской повинностью (ну, это понятно — ведь они же завоевывали других). Служба в армии — скорее знак лояльности, уверенности в том, что можно доверять. Поэтому с 1827 г. до Крымской войны "евреи участвовали в несении воинской повинности наравне с русскими, а прибалтийские народы имели льготы", но в 1867–1868 гг. прибалты призывались в армию выше среднего, как и русские, и украинцы (с. 13). Народы Поволжья, азиаты считались государственными крестьянами, принадлежавшими непосредственно императору и потому имевшими значительные льготы.