Военная тайна

«Месяц я продержался, — сказал он. — Были деньги, барахло. Теперь амба — все кончилось. Жить не на что. Устраивайте, Сергей Петрович, а то не выдержу. Я человек культурный, мне надо кушать, курить и ходить в кино. Но только условие — никто меня не перековывал, карманником я не был, и вообще я такой же, как все. А то приду на работу, все полезут с сочувствием, со вздохами и советами, местком шефство возьмет… Не хочу! Я человек стеснительный и самолюбивый. Я хочу без месткома. И без сочувствия. Можете так определить?»

«Могу», — ответил Бахметьев.

И в самом деле, устроил Фунтикова администратором одного из кинотеатров. Эта работа понравилась Фунтикову, который вообще был большим любителем кино.

Но скоро началась война. В первые же дни войны Фунтиков пришел к Бахметьеву, с которым он теперь нередко встречался.

«Сергей Петрович, я опять за помощью, — сказал он, — хочу на фронт. Пошел в военкомат, а там к сердцу придрались, говорят: «Не подходите». А я, во всяком случае, сидеть в тылу не могу. Я свое сердце лучше знаю, а они говорят, давление повышенное. Так оно у меня оттого и повышается, что я здесь сижу. Одним словом, помогите…»

Бахметьев позвонил в военкомат и попросил особенно не придираться к Фунтикову. В результате Фунтиков был зачислен в армию. Через неделю он уехал на фронт. Вскоре пошел в армию и Бахметьев. Он и Фунтиков оказались в одной бригаде.

Свиридов помолчал и потом добавил:

— И вот оба теперь у нас. Дружат. Надо вам сказать, товарищ Леонтьев, что Фунтикова любят все бойцы за его находчивость, смелость и удивительную жизнерадостность, которую всегда, а в особенности на фронте, так ценят люди.

Леонтьев с волнением выслушал рассказ Свиридова, хотя не был уверен, что это имеет прямое отношение к тому, что случилось с его чертежами.

Было уже очень поздно, когда Свиридов кончил рассказывать. С озера тянуло сыростью и запахом озерной воды, смешанным с приторным, как наркоз, ароматом водяных лилий. Перед близким рассветом медленно умирали в далеком небе звезды. Со всех сторон стеной стоял лес, загадочный и дремучий, как в детской сказке. Предутренняя роса садилась на сапоги.

Леонтьев молча, жадно запоминал торжественность и богатство этой летней лесной ночи, до краев налитой тишиной, покоем и густыми, как вино, запахами. Все это — люди, о которых они говорили со Свиридовым, и этот лесной океан, и эта неповторимая бескрайняя земля, и это далекое, но родное небо, и эти бледные звезды, — все это сливалось в душе Леонтьева в одно простое, нежное и великое слово — Родина.

А время шло. Как ни привык Леонтьев к Свиридову и всем артиллеристам бригады, в которой находился, но уже надо было подумывать об отъезде. За время, проведенное здесь, накопился богатый материал наблюдений над работой «А-2». Выяснились и положительные и отрицательные стороны нового орудия. Надо было срочно в заводских условиях, а также в лаборатории продолжать его усовершенствование.

Кроме того, пребывание Леонтьева на фронте дало ему пищу для новых замыслов, связанных уже с вооружением самолетов. Все это, естественно, требовало определенных условий для работы.

Леонтьев стал собираться к отъезду. Он собрал все записи, сложил немногочисленные вещи, но Свиридов уговорил его остаться еще на несколько дней. Леонтьеву было тяжело отказать Свиридову, да ему и самому не очень-то хотелось уезжать. Он остался, договорившись со Свиридовым, что выедет через два Дня.

Только теперь, перед самым отъездом, Леонтьев узнал, что привезший его из Москвы майор Бахметьев является уполномоченным армейской контрразведки. Ему была поручена охрана Леонтьева на фронте.

— Я отвечаю за то, чтобы вы были живы и невредимы, товарищ Леонтьев, — пояснил он улыбаясь. — Имею такое указание.

Леонтьев засмеялся. Ему казалось странным, что здесь, в расположении наших войск, среди своих, его зачем-то охраняют. Он прямо сказал о своих мыслях Бахметьеву.

— Я имею такой приказ, — ответил Бахметьев, — а приказы обсуждению не подлежат. Их просто выполняют. Но если вы хотите знать мое личное мнение, то в такой предосторожности есть свой резон. Вы и ваши работы — военная тайна, товарищ Леонтьев. И ее надо охранять как зеницу ока в любых условиях. Даже в мирных, не говоря уже о войне. И потом, война ведется не только в окопах и на полях сражений, не только в воздухе и на море, она ведется и в кабинетах разведок. Помните указания нашей партии о коварных методах иностранных разведок? Их должен знать наизусть каждый советский человек.

Они разговорились. Леонтьев, хорошо запомнивший рассказ Свиридова о младшем командире Фунтикове, осторожно спросил о нем Бахметьева. У майора сразу потеплели глаза. Обычно немногословный, он вдруг с видимым удовольствием заговорил на эту тему.