Военно-морской договор

– Да, но у меня свои привычки в подобных ситуациях. Я выбрал место, где за забором росли три ели, и под их прикрытием перебрался через забор в полной уверенности, что из дома меня никто увидеть не может. Я пригнулся в кустах и переползал от одного к другому, о чем свидетельствует плачевное состояние моих брюк, пока не добрался до рододендронов как раз напротив окна вашей спальни. Там я притаился в ожидании дальнейшего.

Штора в вашей комнате опущена не была, и я видел мисс Гаррисон, читающую за столом. В четверть одиннадцатого она захлопнула книгу, заперла ставни и удалилась. Я услышал, как она закрыла дверь, и не сомневался, что она повернула ключ в замке.

– Ключ? – воскликнул Фелпс.

– Да. Я проинструктировал мисс Гаррисон, чтобы она, когда пойдет спать, заперла дверь спальни снаружи, а ключ взяла с собой. Она выполнила все мои указания с величайшей точностью, и, безусловно, без ее помощи у вас в кармане сейчас не было бы этого документа. Затем она ушла, все огни погасли, и я остался сидеть среди рододендронов.

Ночь была теплой, но все равно это было утомительное бдение. Разумеется, оно скрашивалось тем особым возбуждением, которое испытывает любитель охоты, когда прячется у водопоя в ожидании крупной дичи. Тем не менее оно было очень долгим, почти таким же долгим, Ватсон, как то, которое нам довелось испытать в смертоносной комнате, когда мы занимались небольшой проблемой «Пестрой ленты». Часы на колокольне в Уокинге отбивали четверти, и в промежутках у меня часто возникало ощущение, что они остановились. Наконец, около двух часов ночи, я все-таки услышал легкий скрип отодвигаемого засова и пощелкивание ключа. Мгновение спустя дверь для прислуги отворилась, и в лунном свете появился мистер Джозеф Гаррисон.

– Джозеф! – вскричал Фелпс.

– Он был с непокрытой головой, но переброшенный через плечо плащ позволил бы ему в случае необходимости мгновенно спрятать лицо. Он на цыпочках прошел в тени стены и, когда достиг окна, просунул длинное лезвие ножа под раму и отодвинул шпингалет. Затем открыл окно, просунул нож в щель ставень, поднял крючок и распахнул их.

Из моей засады мне были прекрасно видны вся внутренность комнаты и каждое его движение. Он зажег обе свечи на каминной полке, а затем отогнул угол ковра вблизи двери. После чего нагнулся и поднял квадрат паркета. Такие крышки служат обычно для того, чтобы слесари могли проверять соединения газовых труб. Точнее говоря, эта доска прятала тройник, от которого ответвляется труба, подающая газ в кухню внизу. Из этого тайника он вынул бумажный рулончик, положил доску на место, расстелил ковер, задул свечи и прыгнул прямо в мои объятия, так как я уже ждал его под окном.

Ну, он оказался более опасным, чем я предполагал, наш мистер Джозеф. Пытался пырнуть меня ножом, и мне пришлось дважды сбить его с ног и получить порез поперек пальцев, прежде чем я его скрутил. Когда мы разобрались, его единственный глаз, который еще не заплыл, так и горел обещанием «убью!». Однако он внял голосу рассудка и отдал документ. Забрав рулончик, Джозефа я отпустил, но протелеграфировал все подробности Форбсу сегодня утром. Если он успеет поймать пташку, очень хорошо, но если, как я подозреваю, найдет гнездышко пустым, для правительства это будет еще лучше. Думается, лорд Холдхерст, во-первых, и мистер Фелпс, во-вторых, предпочтут, чтобы дело не дошло до полицейского суда.

– Бог мой! – ахнул наш клиент. – Вы говорите, что все эти долгие десять недель нескончаемой агонии украденные бумаги находились в одной комнате со мной?

– Вот именно.

– И Джозеф! Джозеф – злодей и вор!

– Хм! Боюсь, характер Джозефа куда сложнее и опаснее, чем внушает его внешность. Из того, что я услышал от него нынче утром, следует, что он очень неудачно играл на бирже и готов на все, лишь бы поправить свои дела. Будучи абсолютным эгоистом, он, когда ему подвернулся шанс, не посчитался ни со счастьем сестры, ни с гибелью вашей репутации.

Перси Филпс поник в своем кресле.

– У меня голова идет кругом, – сказал он. – Ваши слова меня ошеломили.

– Главная трудность вашего дела, – начал Холмс в своей дидактической манере, – заключалась в изобилии улик. Существенное заслонялось и затемнялось совершенно посторонними моментами. Из всех предложенных нам фактов мы должны были отобрать те, которые представлялись нам существенными, а затем расположить их по порядку, чтобы воссоздать эту поразительную цепь событий. Джозефа я подозревал с самого начала из-за того факта, что вы намеревались в тот вечер вернуться в Уокинг вместе с ним, и поэтому он, хорошо зная Министерство иностранных дел, вполне вероятно, мог зайти за вами по пути на вокзал. Когда я услышал, что кто-то пытался залезть в спальню, в которой никто, кроме Джозефа, не мог ничего спрятать – вы же сами рассказали нам о том, что Джозефа выставили оттуда сразу же, как вы приехали с доктором, – мои подозрения превратились в уверенность, тем более что попытка была предпринята в ту ночь, когда сиделка отсутствовала, и, следовательно, взломщик хорошо знал распорядки в доме.

– Как же слеп я был!