Военное дело индейцев Дикого Запада. Самая полная энциклопедия

Нельсон Ли, проведший три года в плену у команчей (с апреля 1855 года по ноябрь 1858-го), описал церемонию умерщвления пленников. В четверти мили от своего поселения команчи врыли высокие столбы, отстоявшие друг от друга приблизительно на метр. К ним привязали четверых нагих пленников – руки как можно выше (правую руку к правому, а левую к левому), а ноги у основания столбов. Недалеко от столбов расположились вождь и старики-мужчины. Затем появилась цепочка из двухсот воинов, возглавляемая военным вождем. Каждый воин нес в одной руке нож или томагавк, а в другой острый кремень, выточенный в виде наконечника стрелы. Все происходило в полной тишине. Когда колонна проходила вокруг пленников, из ее рядов выскочили два молодых воина и, схватив двух бедняг за волосы, с воплями срезали с их голов по крошечному скальпу, после чего все краснокожие остановились на полминуты и сообща издали военный клич. Затем колонна продолжила молчаливый ход по кругу, не обращая внимания на двух оставшихся пленников. Когда она приблизилась к двум жертвам во второй раз, в дело пошли кремневые наконечники – каждый воин, проходя мимо них, с диким визгом сотрясал перед их лицами томагавком, а затем кремнем наносил на тело несчастных неглубокий, но кровоточащий порез. Сколько кругов сделали воины, Ли не мог сказать, но тела жертв в итоге превратились в сплошную кровавую массу, из которой медленно уходила жизнь. По ходу действа воины даже устроили себе получасовую передышку – некоторые прилегли покурить, другие собрались небольшими группками. Все они смеялись и шутили, тыча пальцами в сторону обливающихся кровью пленников. Через пару часов на очередном круге колонна остановилась, от нее отделилось два воина. Они танцевали около десяти минут, издавая военные кличи, а затем томагавками размозжили обоим жертвам черепа. На этом все было закончено. Двоим другим пленникам сохранили жизнь.

Воины из племени ото.

Конец 1860-х гг.

Хантер, живший среди канзов, осейджей и пауни писал, что, когда военный отряд возвращался в селение с пленными вражескими воинами, их соплеменники выходили навстречу и, после первых приветствий и расспросов, накидывались на пленных с дубинками, хлыстами и камнями. Особенно жестоки были женщины, потерявшие в боях с этим племенем мужей или родственников. Женщин и детей сразу принимали в семьи захвативших их воинов или в семьи их друзей. В каждом селении около палатки совета стоял столб, который в случае войны был выкрашен в красный цвет. Именно здесь был «островок безопасности» для пленника. Неподалеку от него женщины и дети выстраивались в два ряда, вооруженные камнями, дубинками, поленьями и ветками колючих растений. Пленных воинов одного за другим заставляли бежать между ними к столбу. Некоторые гордые смельчаки шли медленно, и их забивали до смерти. С теми, кому удавалось добежать до столба, впоследствии хорошо обращались, хотя и держали под охраной. Позже их судьбу решал совет. Те, кому сохраняли жизнь, обычно находили себе в племени жену и оставались жить с ними. Когда между племенами вновь заключался мир, бывшие пленники-мужчины могли вернуться к своим, но поскольку это считалось неблагодарным, такие случаи были редкими. Те же бедняги, кого приговаривали к смерти, подвергались наиболее жестоким пыткам. Обычно их руки и ноги привязывали к одному или двум столбам или деревьям, после чего их жгли и резали, но так, чтобы мучения продолжались долго. Несчастные вели себя мужественно, оповещая мучителей о своих воинских подвигах, которые они совершали против членов захватившего их племени. Они называли пленителей бабами, которые не умеют ни сражаться, ни пытать по-настоящему и никогда не сравнятся с воинами их родного племени. О своей смерти они говорили как о чем-то незначительном – они отправятся в Страну Великой Охоты, где значительно лучше, чем на земле, а их племя не пострадает от потери, поскольку в нем достаточно бесстрашных воинов, способных отомстить за нанесенные обиды. Когда пленники ослабевали от пыток, то начинали петь свои песни смерти, а потом умирали, так и не выказав ни единого признака боли.