Военное искусство Александра Великого

На суше его пока не подстерегала серьезная опасность, поскольку Дарий был еще далеко, однако персидский флот представлял достаточную угрозу. Как с этим справляться? Поскольку Александр не рассчитывал на победу в морском сражении, он решил двигаться вдоль южного побережья Малой Азии и отрезать флот от его береговых баз. Поскольку собственный флот Александра выполнил свою стратегическую задачу, он решил его распустить, оставив небольшое количество кораблей для подвоза стенобитных орудий, и среди них, пишет Диодор, двадцать трирем, предоставленных Афинами (Д и о д о р. XVII). Он оставил их, очевидно, в качестве гарантии хорошего поведения их дарителей. Другим его соображением, вероятно, было то, что зимой персы не начнут никаких развернутых операций на море, а средств на содержание бездействующего флота до весны нет; к тому же таким образом он высвобождал резерв военной силы в 30 тыс. человек.

Тем не менее оставить море Мемнону было очень рискованно, хотя отчасти риск смягчался тем, что установленные демократии в греческих городах уже основательно подорвали мощь персидского флота, поскольку команды кораблей по большей части набирались из изгнанников или беднейших горожан. К тому же жестокое обращение Артаксеркса III с жителями Кипра и Финикии не было забыто, и в результате эскадры, набранные из киприотов и сидонцев, отказались подчиняться персидским капитанам.

Из Милета Александр двинулся на Галикарнас (Бодрум), столицу Карии, город более карийский, нежели греческий, в котором к тому же обосновался Мемнон после сражения при Гранике. Здесь Александр встретил такой решительный отпор, что вынужден был применить осаду.

Карта 3. Западная Персидская империя

После решительного прорыва он взял город, за исключением двух его крепостей Арконнеса и Салмакида (см. гл. 7). Он отдал приказ, чтобы галикарнасцы, которые не покидали своих жилищ, не были наказаны, а затем занялся формированием правления Карии.

Шаги, предпринятые им в этом направлении, показывают, насколько далеко он отошел от следования правилам большой дубинки в управлении сатрапиями. Прежде он назначал македонцев управлять сатрапиями вместо смещенных персов; однако в этот раз он назначил карийскую женщину. Когда он занял Карию, его встретила Ада, сестра бывшего сатрапа Мавзола, который оставил ее своей преемницей, но ее лишил власти другой ее брат. Поскольку она приветствовала Александра, сдала ему крепость Алинды и приняла его как сына и потому, что Александр всегда стремился предстать освободителем покоренных народов, – он восстановил Аду в должности и сделал сатрапом. В глазах карийцев он стал сыном их правительницы. Однако он не изменил принципу, которому всегда следовал, назначая сатрапа из местных: хотя он вверил Аде гражданские функции, военное командование он передал македонскому военачальнику.

Затем он отправил в Грецию тех из своих македонских воинов, которые женились накануне кампании, во главе с сыном Селевка Птолемеем, и приказал ему вернуться с ними к концу зимы со свежим пополнением конников и пехоты. «Этим своим поступком, более, чем каким бы то ни было, – пишет Арриан, – Александр снискал признательность македонцев» (Арриан. I). Александр оставил Пармениона с 3 тыс. греческой пехоты и 200 всадниками удерживать крепости Арконнес и Салмакиду, а сам отправился маршем в Ликию, чтобы утвердить свое главенство на побережье «и таким способом принудить вражеский флот к бездействию» (Арриан. I).

В Сиде в Памфилии он назначил Неарха сатрапом Ликии и Памфилии; затем повернул на север, захватил Писидию и двинулся на Фригию. В Келенах (Динар), которые перед ним капитулировали, он назначил Антигона сатрапом Фригии и выделил ему 1500 наемников для городского гарнизона, а затем устремился маршем на Гордий (Бела Xиссар), столицу фригийских царей. Там к нему присоединился Птолемей с молодоженами и 3 тыс. македонских пехотинцев и 650 конниками, которых он привез для пополнения. Когда Александр находился в Гордии, он получил послание от афинян с просьбой освободить их сограждан, сражавшихся на стороне персов и взятых в плен в сражении при Гранике. Он отказался, поскольку, как пишет Арриан, «не считал это безопасным, ведь война с Персией продолжалась, и он не хотел избавлять греков от страха, который он на них нагнал»[81].