Что мог сделать, используя тактический эксперимент Леопольда, генерал поумнее, было продемонстрировано тридцать семь лет спустя на поле боя в Арбедо 30 июня 1422 года. На этот раз миланский военачальник Карманьола – тогда он впервые встретился с конфедератами – начал бой конной атакой. Видя, что атака терпит неудачу, опытный кондотьер тут же прибег к другому виду атаки. Он спешил все свои 6 тысяч тяжеловооруженных всадников[60]
и бросил их одной колонной на швейцарскую баталию (у миланцев было еще около 10 тыс. пехоты. –Из итогов сражений при Земпахе и Арбедо представляется естественным сделать вывод, что продуманное применение спешенных тяжеловооруженных конников могло бы привести к успеху, если его правильно сочетать с применением других видов войск. Этот опыт, однако, больше не повторялся противниками швейцарцев; вообще-то чуть ли не единственным следствием, которое можно с ним как-то связать, является постановление Люцернского совета, где говорилось, что «поскольку у конфедератов не все сложилось хорошо», большая часть армии должна в будущем быть вооружена пиками[62]
, оружием, которое, в отличие от алебарды, может соперничать с копьем.Не считая этих двух рассмотренных нами сражений, можно сказать, что за первые 150 лет существования Конфедерации швейцарцам везло: они ни разу не имели дела ни со знатоком военного искусства, ни с какой-либо тактической новинкой, которая могла бы соперничать с их тактикой. Им пока еще приходилось иметь дело с облаченными в доспехи конниками или разношерстными отрядами средневековых слабо обученных пехотинцев. Тактика швейцарцев создавалась для успешной борьбы с этими силами и продолжала сохранять превосходство. Рыцари Австрии, Германии и Бургундии, бюргеры и горожане соседних со Швейцарией земель – никто из них не был выразителем новых способов и каждый, в свою очередь терпя поражения, снова подчеркивал превосходство швейцарцев в военном деле.
Даже самое опасное из когда-либо совершавшихся на Швейцарию нападений, вторжение в 1444 году войска дофина Людовика, состоявшего из наемников, волею судеб сыграло на пользу ее военной репутации. Сражение у Сен-Жакоб-ан-Бирс (1444), каким бы безрассудным и ненужным оно ни было, могло послужить примером, удерживавшим самого смелого противника от того, чтобы лезть в драку с людьми, которые готовы скорее погибнуть, чем отступить. Одержимые мыслью, что их баталия способна преодолеть любое препятствие, швейцарцы, насчитывавшие не более тысячи человек (по другим данным, 1500), умышленно форсировали реку Бирс на виду у армии, превосходящей их в пятнадцать раз. Они на нее напали, прорвали центр, потом оказались окружены превосходящими силами. Вынужденные образовать «ежа», чтобы выстоять против сильнейших атак конницы, швейцарцы до конца дня будто приросли к месту. Дофин бросал на них эскадрон за эскадроном, но все они в беспорядке отбрасывались. В интервалах между атаками французские легкие войска осыпали строй конфедератов метательными снарядами, но, хотя лес пик и алебард редел, он все еще оставался непроходимым. Бой продолжался до вечера, когда все было кончено. На поле вокруг горы трупов швейцарцев остались лежать 2 тысячи арманьяков. Видя, что еще несколько таких побед – и всей его армии придет конец, Людовик вернулся в Эльзас, оставив швейцарцев в покое.