Военное искусство в Средние века

Однако швейцарцы не обращали внимания на эти перемены; мир вокруг мог меняться, а они крепко держались за тактику предков. Их видели в Италии, да и во многих землях к северу, «числом 10 – 15 тысяч [копейщиков] против любого числа конницы», и они завоевывали всеобщее признание высокого мастерства в своем деле (Макиавелли). Некоторое время они пользовались величайшим авторитетом и оставили свой след в военной истории всех стран Центральной и Южной Европы. Но невозможно, чтобы единственный шаблонный тактический прием, применявшийся людьми, лишенными широких научных познаний в военном искусстве, продолжал претендовать на неоспоримое превосходство. Победы швейцарцев побуждали каждого способного и творчески мыслящего военачальника искать действенные средства противостоять натиску швейцарской баталии. Такие поиски в известной мере облегчалось тем, что на смену старой феодальной коннице и плохо обученной пехоте быстро приходили дисциплинированные войска, воины, способные сохранять хладнокровие и собранность даже перед лицом отчаянного натиска копейщиков-швейцарцев. Регулярная армия Карла Смелого Бургундского оказалась небоеспособной из-за неоднородности и отсутствия сплоченности, а еще из-за плохого руководства своего вождя. Регулярные армии, воевавшие в Италии тридцатью годами позже, были совсем другими. Хотя все еще набиравшиеся из разных стран, они были объединены узами старого боевого товарищества, сословными традициями, чувством профессиональной гордости или верой в любимого военачальника. Поэтому швейцарцам пришлось иметь дело с куда более полноценными войсками, чем те, с какими они сражались ранее.

Первым, кто попытался в порядке опыта выступить против швейцарцев, был император Максимилиан, сформировавший части копейщиков и алебардистов, обученных действовать точно как их противник. Скоро эти ландскнехты завоевали репутацию силы, уступавшей лишь швейцарцам, которым они смело противостояли во многих кровавых схватках. Их столкновения были тем более упорными как из-за военного, так и национального соперничества, швейцарцы негодовали, что какие-то там войска посмели выступить, применив их особую тактику, тогда как немцы были преисполнены решимости показать, что не уступают в храбрости своим альпийским родичам. Удар соперничавших баталий был поэтому потрясающий. Скрещивались две ощетинившихся линии пик, и передние шеренги, неумолимо толкаемые сзади, поражали друг друга. Часто первые шеренги обеих баталий целиком погибали при первом же натиске, но их товарищи, переступая через тела, продолжали бой[65]. Когда массы людей какое-то время давили друг на друга, боевые порядки ломались, копья сцеплялись; наступал черед действовать алебардистам[66]. Колонны расступались, пропуская их, или же они заходили с тыла и бросались в самую гущу боя. Это была эпоха самого ожесточенного соперничества; воюющие стороны косили друг друга с ужасающей быстротой. Их тяжеловесное оружие ограничивало возможность фехтования и парирования и наносило раны, которые почти неизменно были смертельными. Всякий, кто пропускал удар, или спотыкался о тело павшего товарища, или поворачивался спиной, чтобы убежать, был обречен. Пощады не ждали и не давали.

Разумеется, эти страшные рукопашные бои не могли продолжаться долго; одна сторона вскоре уступала и при отступлении несла ужасные потери. Как раз в одном из такого рода боев ландскнехты потеряли половину своего состава; это когда швейцарцы одолели их при Новаре (1513). Однако даже одерживая победы, швейцарцы обнаруживали, что их военное превосходство становится менее значительным. Они больше не были в состоянии смести врага одним неудержимым ударом, им противостояли войска, готовые сражаться, и, чтобы заставить их уступить, требовались максимальные усилия. Несмотря на поражения, ландскнехты держались и в конечном счете брали реванш, скажем, когда швейцарцы в беспорядке откатывались от роковых рвов Ла-Бикокки (1522).

Однако чуть позже на сцене должен был появиться противник более страшный, чем немцы. Испанская пехота Гонсалво де Кордовы еще раз продемонстрировала военному миру эффективность тактики Древнего Рима. Как и воины древнего легиона, они были вооружены коротким колющим мечом и небольшим круглым щитом, носили стальной шлем, грудные и наспинные латы и поножи. Таким образом, они были намного лучше защищены, чем швейцарцы, с которыми им предстояло встретиться. Когда в 1503 году копейщики и меченосцы впервые встретились под стенами Барлетты, снова выплыла на свет старая проблема Киноскефал (197 г. до н. э.) и Пидны (168 г. до н. э.). Такая же плотная и знающая свое дело фаланга, какая была у Филиппа V Македонского (при Киноскефалах и Персея при Пидне. – Ред.), встретилась с войском, тактика которого походила на тактику легионеров Эмилия Павла (Эмилий Павел победил македонян при Пидне. – Ред.). Тогда, как и в древние времена, взяли верх обладатели короткого оружия.