Военные контразведчики

Шестого июля 1941 года было подписано постановление Третьего управления НКО СССР на арест командующего войсками Западного фронта Героя Советского Союза генерала армии Д. Г. Павлова. Как и положено, оно было утверждено наркомом Тимошенко и санкционировано прокурором Союза ССР Бочковым — бывшим руководителем 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР.

Спору нет, стремительно вознесенный на вершину воинского Олимпа герой испанской войны генерал Павлов немало был виноват в том катастрофическом положении, что сложилось в полосе обороны его фронта… Но по традиции из Дмитрия Григорьевича стали делать злонамеренного и изначального «врага народа», каковым он вряд ли являлся.

Заместитель начальника следственной части Третьего управления старший батальонный комиссар Павловский, «рассмотрев поступившие материалы о преступной деятельности», пишет в соответствующем постановлении, что Павлов «в 1914–1915 годах примыкал к анархистам», «привлекался к партийной ответственности за примиренчество к правому уклону», а с 1916 по 1919 год вообще был в плену в Германии! Оказывается, вся карьера генерала строилась на «очковтирательстве» — он, «пользуясь информацией вышестоящих начальников о предстоящих учениях и смотрах, соответствующим образом “подготавливал” и “решал” поставленные задачи». Зато «в боевой обстановке командовал неумело, в связи с чем были ненужные жертвы». Еще и «недооценивал разведку», «привлекался к партийной ответственности за разглашение военной тайны», «восхищался обучением германской армии и ее офицерством», «пользовался неизменным покровительством Убо-ревича» и всю свою работу «строил в угоду ему» — и вообще, он был «тесно связан с врагами народа» и сам являлся участником «антисоветского военного заговора»…

Непонятно, как этого всего не знало высшее государственное и военное руководство, как проглядели «всевидящие» органы?!

Михеев знал, что «дело Павлова» сфальсифицировано, видел, что после допросов бывший командующий готов признать любые обвинения, и понимал, чем закончится для генерала «назначение» главным виновным за произошедшее.

На заседании Военного совета Западного фронта, проходившем в начале июля (фронтом тогда уже командовал маршал Тимошенко, все еще исполняя обязанности наркома, а также и главнокомандующего войсками западного направления; членом Военного совета фронта был зампред Совнаркома и нарком госконтроля жестокий и истеричный Л. 3. Мехлис; участие в заседании принимал также Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов), Михеев, прекрасно понимая «установку», все-таки доложил о том, что Павлов на допросах себя оговаривает. Естественно, что его «демарш» — как иначе можно назвать выступление, противоречащее точке зрения Мехлиса, в ту пору еще пользовавшегося абсолютным доверием Сталина? — никакой пользы Павлову не принес и не мог принести. Комиссар госбезопасности показал себя человеком не только честным, но и безрассудно смелым: Льву Захаровичу Мехлису ничего не стоило доложить, что Михеев «покрывает врага народа». Ну и всё… Вспомним, что из его предшественников на этом посту уцелел только генерал Бочков, не считая умерших своей смертью «титанов» — Ф. Э. Дзержинского и В. Р. Менжинского.

Впрочем, точно сказать, по какой причине Анатолий Николаевич просил направить его на фронт, невозможно, а предположить читатель может и сам.

Комиссар госбезопасности 3-го ранга А. Н. Михеев погиб в бою при выходе из окружения 21 сентября 1941 года.

Генерал-полковник В. С. Абакумов сделал блистательную карьеру: 19 апреля 1943 года он был назначен начальником Главного управления контрразведки «Смерш» НКО СССР, ставшего под его руководством самой эффективной спецслужбой Второй мировой войны — заместителем наркома обороны СССР. Наркомом был И. В. Сталин. 4 мая 1946 года Абакумова назначили министром госбезопасности СССР, а 12 июля 1951-го арестовали. Он был расстрелян в 1954 году, 19 декабря — в тот самый день, когда военные контрразведчики отмечают свой праздник. Было это случайным совпадением или утонченным издевательством, сегодня не скажет никто.

* * *

Сделаем еще одно отступление. К началу войны советский ВМФ состоял из Балтийского, Черноморского, Северного и Тихоокеанского флотов, а также Пинской, Каспийской, Дунайской и Амурской флотилий. В боевом строю находились 3 линкора, 7 крейсеров, 44 лидера и эсминца, 24 сторожевых корабля, 130 подводных лодок и более 200 кораблей различных классов, а морская авиация насчитывала 1433 самолета. Понятно, что это была внушительная сила.

Наибольший оперативный интерес для противника представляли основные по тому времени Балтийский и Черноморский флоты — на подрыв их мощи были направлены устремления разведок Германии, Румынии и Финляндии.