Военные приключения. Выпуск 1

Брать от заключенных или передавать им какие-либо предметы считалось нарушением Инструкции. Не полагалось также вести и посторонних разговоров. На языке юстиции в случаях каких-либо происшествий все это именовалось «недозволенной связью с заключенными». И опять же из чувства непонятной гордости сержант позволял себе подобную «связь», не считая, что нарушает закон, хотя понимал, что при чрезвычайном происшествии это зачтется не в его пользу.

Срок службы подходил к концу, оставалось не более двух месяцев, и сержант предполагал, что еще успеет сдать экзамены в университет — только не на юридический факультет! — и навсегда забудет о существовании тех немногих, кто осужден людьми и жизнью отбывать наказание за преступления перед ними, и тех немногих, кто, как и он, призван охранять закон: «Не преступайте — и не будете судимы!», — который он считал справедливее общеизвестного и забытого: «Не судите — и не будете судимы». Некоторое время спустя ему предоставится возможность убедиться в полной несправедливости обоих этих «законов», и сержант, не сделавший никому зла, будет подвергнут попытке осуждения и ему ничего не останется делать, как применить закон силы, диктуемый жаждой жизни. Что такое жизнь, сержант не понимал, это было само собой разумеющееся явление. Но два с лишним года службы на острове стали тяготить его, он начал задумываться об этом  я в л е н и и: зачем оно? На острове и для солдат, и для заключенных жизнь была невыносима. Вероятно, в ней содержался какой-то смысл, оправдываемый какой-то общественной необходимостью, но никто не мог объяснить ему, в чем конкретно состояла эта необходимость. В лучшем случае в ответ на вопрос он услышал бы общие, ничего не значащие, обтекаемые слова. Но сержант никому не задавал вопросов, потому что в «худшем» случае на него бы странно посмотрели, как на человека не в своем уме. Солдат для службы подбирали по особым признакам: исполнительных, честных и не слишком вдававшихся в «философские» размышления. Домино, футбол, кино. Два раза в месяц, иногда реже — судя по погоде — приходил пароход с почтой, продуктами и другими необходимыми вещами. Солдатская казарма вроде маленькой крепости, здание управления колонией, барак для заключенных, огороженный основными и предупредительными заборами, водокачка, котельная, пищеблок для заключенных внутри забора, причал — вот и все сооружения, отнюдь не радовавшие глаз изяществом архитектурных форм. Остров — круг почти правильной формы с диаметром около десяти километров — издалека напоминал мужскую велюровую шляпу, изрядно поношенную и помятую. Заключенные собирали на острове бурые камни, ценные для приготовления каких-то красителей, и складировали их у причала. За этими камнями в начале и в конце лета приплывала баржа и отвозила их в какую-то другую страну, на экспорт.

Неделю назад сержанта вызвал к себе в кабинет начальник конвойно-караульной команды и поставил задачу: взять двух солдат и конвоировать пятерых заключенных к старым штольням на северный берег острова. Там прибывший с материка научный сотрудник будет проводить изыскания, а заключенные, в случае необходимости, должны расчистить проходы и завалы, чтобы обеспечить ученому доступ в полуобвалившиеся штреки и шурфы. Капитан, морщившийся от возобновившихся язвенных колик, не слишком вдавался в подробности, а отдал стереотипный приказ: обеспечить охрану «объекта» и не допустить побега заключенных. Сержант слово в слово повторил этот немудреный приказ и дополнительно расписался в Книге службы. В канцелярии колонии, куда сержант пришел за дополнительной информацией о выделенных на работу под его охраной заключенных, он забыл о цели своего первостепенного стремления — сведениях о склонностях и оперативной характеристике охраняемых, — а с удивлением узнал и увидел, что научным сотрудником — «объектом охраны» — является молодая и очень красивая женщина, и почему-то очень смутился. Он представлял себе седенького старичка пли заджинсованного крепыша с ассирийской бородкой, а тут сидело существо хрупкое и эфемерное, похожее на экзотическую бабочку, непонятным образом залетевшую в их суровые края. Вчера ее не было, иначе бы эта необычайная весть о гостье облетела бы всех островитян.

«Наверное, ночью… пограничный катер был…» — думал сержант, усиленно пытаясь не глядеть в сторону женщины и сосредоточить внимание на словах начальника колонии, который что-то говорил ему, но смотрел в другую сторону, куда боялся взглянуть сержант. Речь майора не вязалась с обстановкой, как и улыбка на его лице со следами одинокого ночного пьянства не укладывалась в похмельные мешки и морщины. Он пускался в ненужные и длинные наставления по организации охраны, потом уверял, что отдаст какие-то распоряжения о повышении безопасности, и наконец устал мужественно бороться с утренней головной болью и условными рефлексами.