Когда Галка увидела входящего к ней вместе с главарем банды Полосатого, она испытала двоякое чувство. Ожидала увидеть его раньше, еще тогда, когда ее привезли сюда, удивилась, что его здесь не было, одолевали сомнения, а теперь сомнения отпали, убедилась, что правда на стороне мужа. А с другой стороны, не забыла той встречи в Горске, помнила, как он предупредил ее об опасности. Возможно, это было с его стороны верхом лицемерия, но все же это было, и опасность в пути была… Первое чувство, чувство недоверия довлело больше, оно было сейчас сильнее, но вместе с тем где-то в самой глубине ее измученной страданиями души тлел огонек надежды, жила, не поддавалась очевидным фактам вера в человеческую порядочность, без которой она просто не могла, не умела существовать…
А Петр, увидев ее, внутренне содрогнулся от происшедших в ней перемен. Так поразившая его тогда в Горске красота этой женщины поблекла, оставив по себе лишь те приметы, которые, как в зеркале, выдавали перенесенные в неволе муки, оголяли переживания.
Не будь рядом с ними Огульского, они, наверное, повели бы себя иначе, попытались бы сразу как-то объясниться, в данной же ситуации от них требовалась осторожность. Петр это понимал, а Галка, вероятно, почувствовала. В ней, подавляя желание, сработала женская интуиция, которая во все времена была и остается загадкой для мужчин…
Убедившись, что опасных вопросов к нему с ее стороны не будет, Петр в формально-вежливом тоне повел разговор о неудобствах, которые она вынуждена здесь испытывать, подчеркнув при этом, что ее нахождение здесь вызвано «важными обстоятельствами» и что освобождение пленницы во многом зависит от ее «разумного» поведения. Слушавшие его и Галка, и Огульский воспринимали его слова по-своему. Главарь банды не сомневался в их фальши, поскольку роль своей пленницы считал исчерпанной и участь решенной. Галка же уловила в словах Полосатого скрытый подтекст и, хотя иллюзиями не воспылала, одно для себя уяснила точно: разговор с ней будет продолжен.
Ускорению этого важного для них разговора, как ни странно, способствовал сам Огульский. Видимо, желая поиграть в джентльменство, он сказал своей пленнице:
— Вы очень бледны, пани. Может, вам нездоровится?
— О каком здоровье может идти речь, если вы держите меня взаперти? — ответила Галка.
— Пан Огульский?! — развел руками Петр. — Неужели вы так бессердечны? Вот уже не ожидал от вас! Где же ваше известное гостеприимство? И потом, лишать такую красивую женщину свежего воздуха — это значит лишать ее красоты…
— У вас есть предложение? — улыбнулся Огульский, про себя решив, что высокий гость не прочь «познакомиться поближе» с его пленницей.
— Конечно! — сказал Петр. — После сытного обеда я как раз намерен прогуляться. Почему бы нам не прогуляться вместе с милой пани? Надеюсь, охрана нам будет обеспечена?
— В этом вы можете не сомневаться… — ответил Огульский.
— Ну, вот и отлично! Пожалуйста, пани, одевайтесь, я скоро за вами зайду.
— Не слишком ли мы любезничаем с этой фанатичкой? — плотно закрыв за собой дверь, спросил у Петра Огульский. — Нужны ли эти послабления?
— Нужны, Огульский. Вы очень рано списали ее со счетов. У меня возникла одна интересная идея, но, чтобы осуществить ее, я должен вашу пленницу хорошенько «прощупать».
— Пощупать ее куда удобнее в помещении…
— Обстоятельства надолго оторвали вас от цивилизации, Огульский, в результате чего вы успели опошлиться. Это не вина ваша, а беда, поэтому я вам сочувствую, но все же советую иногда вспоминать о своем происхождении…
— Послушайте, вы! — вспылил главарь банды, но тут же осекся под тем же холодным, презрительным взглядом своего гостя, который он уже имел неприятность на себе испытать.
— Вот так-то лучше, — спокойно сказал Петр. — В другой раз не будете переиначивать мои слова на свой лад… И вот еще что. Я не знаю, как вы намерены охранять меня с пани во время прогулки, но мешать нам не надо. Навязчивая опека может сковать ее, а мне она нужна раскованная. Надеюсь, понятно?
— Вполне, — покорно ответил Огульский. И опять он с горечью и досадой вынужден был признать, что этот человек имеет над ним какую-то силу, которой он вынужден был подчиниться с первых минут его появления в банде. Конечно, сыграли свою роль и те козыри, что выложил Петр: пароль, выход на связь с центром, точная, не подлежащая сомнению информированность. И все же главным, гипнотизирующим моментом для Огульского, пожалуй, была все подавляющая уверенность Петра в себе, его холодная, выбивающая из-под главаря банды почву для какой-либо подозрительности невозмутимость.