Военные приключения. Выпуск 3

Но сам воевода уже несколько раз посылал сотников в цепь «слухачей» — сигнальщиков, но с одним строжайшим наказом: не пропустить условный сигнал на большой Московской дороге. Шум битвы у гуляй-города не мог перекрыть напевный голос дуды.

И в конце концов, долгожданный ее сигнал такой родимой трелью пришел в лесную чащобу. Казавшаяся вымершей дубрава разом ожила.

В единый миг слетели с дуба дозорные. Уж кому-кому, а им за эти полдня пришлось поволноваться больше всех. Разом вскинулись в седла застоявшихся коней воины. Вынуты из ножен сабли и отживающие свой ратный век мечи. Опустились вперед копья. Легли на плечи секиры. Вынуты из-за пояса шестоперы и кистени. Надеты боевые рукавицы, надвинуты на лоб головные уборы из металла.

Десять тысяч отборных, испытанных и закаленных не одной битвой во славу великого князя московского и русской земли конных воинов пришли в движение. Ведомые опытными тысяцкими, знавшими свое место в предстоящей атаке, тысячи стали подтягиваться к опушке дубравы. К ним торопились присоединиться сторожи.

Воевода засадного полка князь Юрий Захарьевич Кошкин приказал играть в рожок сигнал общей атаки.

Засадный полк московского войска, на ходу разворачиваясь в устрашающую своим движением конную лаву, вышел из дубравы на Митьково поле. Всадники первые минуты скакали молча, как велел воевода, чтобы не выдать себя.

Тем временем к мосту по берегу реки во весь опор, не разбирая дороги, мчалась сотня Валентина Осипенкова. Не задерживаясь конники проскочили ряды скучившегося обоза, сбивая на ходу растерявшихся, мечущихся обозников и многочисленную прислугу богатых и привыкших к роскоши даже в походной жизни польских и литовских вельмож.

Никто не мог помешать несущейся вперед конной сотне, где у каждого за спиной крепилась такая странная для воина в бою вязанка хвороста.

С десяток стражников в стальных панцирях, оказавшихся на мосту, пали под ударами сабель и копий, отчаянно сопротивляясь. Быстро сбрасываются на середину иссушенного солнцем моста вязанки такого же высохшего хвороста. Ручейками побежал среди них рассыпанный порох из мешочков. Стоящий рядом с сотником всадник бросает в выросшую за несколько минут на мосту гору хвороста горящий трут.

И через минуту над все так же несущей свои чистые воды Ведрошью начал разгораться огромный, жадно поглощающий сухое дерево костер.

Под его багровым пламенем сотня Валентина Осипенкова в жаркой схватке рубилась у моста.

Вокруг отбивающихся русских воинов было ох как тесно. Вооруженные служки-похалики, сопровождавшие возы своих вельмож, набросились на них в большом числе. Они сразу догадались, чем может им грозить сожжение единственного моста через глубокую, в опасных водоворотах Ведрошь. В обозе увидели вышедший из дубравы многочисленный засадный полк.

С яростными криками обозники кидались на стойко отбивающихся ратников, бились с ними, стремясь во что бы то ни стало прорваться через их строй на горящий мост, чтобы попытаться убежать на тот берег реки или сбросить горящие вязанки хвороста в воду. Но было уже поздно. Сотня Валентина Осипенкова выстояла, сделав порученное ей дело. Костер разгорался все больше и больше. Сухие смолистые сосновые плахи, из которых дорогобужане сложили мост на главном для себя торговом пути, быстро занялись жарким пламенем.

Спасительный путь назад, за Ведрошь, для сорокатысячного войска великого литовского гетмана был отрезан. Огонь поглотил мост, у которого уже остывала ставшая бессмысленной со стороны вельможьей прислуги жаркая схватка. Когда догорающие остовы моста рухнули в закипевшую вокруг них воду, противники осипенковцев, бросая на ходу оружие, бросились назад, под защиту своих возов.

В это время вышедший в атаку засадный полк, круша все на своем пути, успел сбить гетманские конные отряды с левого фланга гуляй-города. Удар конные тысячи боярина Кошкина-старшего наносили сразу по двум направлениям. Один пришелся по правому флангу противника, безуспешно атаковавшего позиции русских, другой — в центр вражеского стана, туда, где находилась главная ставка князя Константина Острожского. После ухода его личной дружины по дороге у древнего кургана он имел под рукой лишь сотню-другую воинов.

Не менее чувствительным для огромного польско-литовского войска стал удар особого рода, нанесенный засадным полком не во фланг, а в спину. Это было дымное кострище между двумя берегами Ведроши, ставшее источником паники в войсковом обозе.

С появлением на поле битвы десяти тысяч свежей русской конницы во вражеских рядах началось замешательство, а потом и паника. Прекратился штурм гуляй-города. С поваленных у дороги щитов деревянной крепости отступили назад еще не успевшие прийти в себя от изумления только что сражавшиеся отряды противника.

Этой минутой изумленного оцепенения и бездействия мигом воспользовался воевода-гулявый Федор Рязанцев. По его команде ратники, защищавшие стены походной крепостицы, ринулись к поваленным щитам и в минуту поставили их вновь на катки. А пушкари стали приводить в порядок втоптанные было в луговую землю пищали.