— Хороши девочки! Ах, хороши! Ни одну бы не пропустил. Да что ты все вздыхаешь? Не мужик, что ли?
Молодой человек допил вино и указал на экран пустым бокалом:
— Вон та, крайняя, длинноногая, совсем, как моя соседка. Полжизни бы отдал за одну ночь с ней!
— Так в чем же дело? — спросил начальник, не сводя туманного взгляда с экрана.
— Не дается, стерва. Никак.
— Ребенок ты! Подходов не знаешь. Подари ей что-нибудь. Или денег дай.
— Пробовал. По морде схлопотал.
— Не может быть! — заржал начальник снаба. — Видно, мало предложил, обиделась.
— Не мало, «Волгу» могла купить нищему дураку-мужу.
— Сама, значит, тоже дура. И ты — дурак. Не унывай, другие пути ищи, творчески надо работать. Нет такой бабы, которую нельзя взять, если очень хочется.
— Тебе легко говорить, дорогой, ты так не обжигался, тебе, верно, отказа не было.
— Это точно, я своего всегда добьюсь. У меня вон была одна трудная, в моей конторе работала. Тоже долго ломалась. Разожгла так, что я даже с собственной супругой снова стал спать. И чего только не применял к ней: и кнут, и пряник! Премий лишал, на овощную базу чаще других посылал, сынишке путевку в лагерь зажимал, оклад обещался прибавить, уволил наконец… Ну, никак не давалась! Мужа, говорит, люблю, а вас нет. Нужна мне ее любовь!
Молодой человек выключил телевизор.
— Так и отступился?
— Еще чего! До сих пор пользуюсь, как охота придет. Случай помог. Но, как говорил в таких случаях французский поэт Мопассан, удача лишь за тех, кто не плошает сам.
— Подпоил?
— Больно надо — с пьяной чуркой возиться. Муж помог. С ихней любовью. Он у ней псих какой-то, с придурью, все по горам лазает, ископаемых ищет, ну и доискался — подцепил в тайге какую-то редкую болезнь. Импортное лекарство надо. Кто может в нашей глуши достать? Один я! Ну, прибежала — в слезах, чуть на колени не падает — хороша, слов нет! Слюнки текут, руки дрожат! Ладно, говорю, я зла не помню, помогу, спасу твоего любимого мужа. Но за этот подвиг прямо сейчас со мной ляжешь, здесь, в кабинете. Если тебе твой муж дорог и ты не врешь, что его любишь. Побледнела, пошатнулась, замахнулась было. Но легла. Разделась даже сама. Понял, как надо?
Молодой человек с таким восхищением смотрел на снабженца, что даже его хороший загар, который он получил, видимо, где-то в горах, под синим небом, бесследно исчез с лица и побелели костяшки пальцев, которыми он вцепился в подлокотники кресла.
— Ну, это что, — сказал он, тяжело дыша. — Одна раз своего добился…
— Не скажи. После этого она у меня в руках. Чуть приспичит — вызываю и, если упрямится, напоминаю, что ее любимый может случайно узнать, какой ценой она спасла его жизнь. Но, скажу тебе, червоточинка в ней оказалась. На вид — огонь, а в деле — холодна.
Молодой человек зачем-то поменял бокалы и снова валил вина. Они выпили за прекрасных дам.
— Слушай, — попросил молодой человек, — поедем сейчас к моей соседке, может, поможешь мне, а? С твоим-то опытом, с твоей хваткой? Поедем, дорогой?
— А что? Я для друга — сам первый друг. Только не обижайся, если отобью! — и снова заржал.
— Ну, хоп, я ей сейчас позвоню.
Молодой человек вышел и набрал по автомату номер:
— Это шестой. Доложи — проверка проведена, факты подтвердились, выезжаю с ответчиком на третью точку для исполнения акции.
Когда он вернулся, снабженец клевал носом и жмурил глаза, засыпая.
В маленькой комнатке, похожей на приемную частного доктора, сидел наш загорелый молодой человек, курил и поглядывал на круглые стенные часы. Зазвонил телефон, он снял трубку:
— Здесь шестой, слушаю.
— Это четвертый, — сказали ему, — Операционная не занята?
— Сейчас освободится.
— А что там?
— Кастрация.
— А, это быстро. Тогда мы тоже сейчас своих пациентов готовим и доставляем. Тоже ненадолго — совратитель малолетней и групповое изнасилование.
— Хорошо. Доложи первому, пусть на восемьдесят второй карточке отметят исполнение. И клиенту сообщат.
11
Д в а д ц а т ь п е р в о е а п р е л я.
— Вы понимаете, — взволнованно говорила молодая женщина, — они фактически терроризируют весь наш район. Мы специально даем деньги нашим детям, чтобы их не избивали.
— А к участковому вы обращались?
— И к участковому, и в отделение милиции. Участковый ждет не дождется заслуженного отдыха, бережется, а в милиции говорят, что это просто мальчишеские шалости, болезнь роста, не надо драматизировать и нагнетать, сами разберутся. На моем сынишке места живого нет, потому что он не сдается, а вчера пришел домой весь мокрый. Они хотели заставить его кричать какой-то нацистский лозунг, он отказался, сказал, что его дедушка погиб в борьбе с фашистами. Тогда они его оплевали с головы до ног. Вы понимаете, за него некому заступиться, я весь день на работе, да и не справиться мне с ними, я сама их боюсь.
— А отец?
— Отец погиб в Афганистане.
— Где сейчас ваш мальчик?
— Здесь, ждет на улице.
— Позовите его, он поедет с нами. Проверку по этому факту мы проводить не будем, у нас уже есть подобные сигналы. Сегодня же мы прекратим их деятельность, навсегда. Где они чаще всего собираются?