В этот миг дернулась палуба, и там, далеко за кормой, где скользили в синих глубинах тралы, высоко вспучилось море, и тяжелый рев взрыва прокатился над кораблем. Высокая волна швырнула катера. Круто развернувшись, они помчались прочь от тральщика.
Прибежал боцман с баночкой, полез на рубку. Потом он отошел за шпиль полюбоваться своей работой.
Взбаламученное взрывом море сглаживало волны, сверкало тысячами ослепительных бликов. Полуденный ветер нес с Синайского берега раскаленное дыхание пустынь.
— Как обед? — спросил командир у боцмана.
— Праздничный! — весело ответил боцман. — Свежие овощи, фрукты, компот из холодильника.
— Катер слева семьдесят, десять кабельтов! — доложил громко наблюдатель.
Катер возвращался один, тот самый, с акульей пастью. Уже не заходя за корму, он приблизился к борту, и тот же человек спросил по-английски:
— Когда уйдете из этого района?
— Когда выполним правительственное задание, — по-английски же спокойно ответил командир.
Черный человек постоял минуту, подумал, потом нырнул в рубку, и катер, резко отвернув, помчался прочь от корабля.
VIII
Два года назад Винченко довелось участвовать в экскурсии в Эль-Аламейн. Ехать было недалеко — на больше ста километров от Александрии, но дорога из-за монотонности пустыни показалась долгой. Светло-желтая равнина с редкими бурыми пятнами убогой растительности пошевеливала в зное задымленной линией горизонта. Черная полоса автострады была пуста, так что крохотное местечко Эль-Аламейн показалось среди этой пустоты приличным городом.
Машина остановилась возле указателя с надписью: «Английское мемориальное кладбище». В стороне, внизу под насыпью, возвышалась парадная аркада, за ней тянулись длинные ряды надгробных обелисков на могилах солдат и офицеров Британского содружества наций, которые, как говорилось в надписи, «пали смертью героев, сражаясь на земле и в воздухе Египта».
Рассматривая кладбище, аккуратное, ухоженное, Винченко вдруг увидел флаг со свастикой. Он развевался рядом с британским флагом у входа в военный музей. В музее висели портреты Гитлера и Роммеля. Потом экскурсантов привезли на немецкое мемориальное кладбище, где были столь же ухоженные ряды надгробий, показали высоченный памятник итальянским фашистам. А экскурсовод восторженно говорил по-английски, что скоро будет открыт еще один музей — музей Роммеля, что будет он в скалистом гроте, где находился штаб Африканского корпуса вермахта…
Винченко тогда подмывало спросить: «Кому все это надо?» Не спросил. А скоро и сам понял кому. Когда прочел высказывание Садата, что его «восхищение германским милитаризмом не поддается описанию».
Это было два года назад. Но и теперь, в 1974 году, Винченко не мог взять в толк, какой же стороной гитлеризм так уж понравился Садату? Может, тем, что вел войну против англичан, в то время беспардонно грабивших Египет? Но тогда почему, придя к власти, Садат начал напропалую флиртовать с американцами — первыми друзьями англичан? Тут была какая-то тайна…
Винченко поморщился, потер пальцами лоб, смущенно оглядываясь из-под руки: не заметил ли кто-нибудь его долгой задумчивости? Но все в салоне вертолета сидели возле окон, смотрели вниз. Внизу стлалась морская гладь, как всегда, ярко-синяя с красивым перламутровым отливом. Где коралловые рифы подступали близко к поверхности, окраска моря менялась: то пестрела разноцветьем, то поблескивала молочными взвесями кораллового песка. Проплыл в стороне одинокий палец маяка Ашрафи, покрашенный полосами, как пограничный столб, опирающийся на восьмигранную площадку основания. Над длинным тонким молом, загнутым в виде буквы Г, висел маленький вертолет, трепыхал сдвоенными лопастями-крылышками, и под ним, с подветренной стороны мола, лежал широкий подвижный веер искрящейся ряби. Здесь, на маяке, находился теодолитный пост отряда траления, и вертолет, как видно, доставил сюда грузы.
Скоро показался берег Хургады с рыбацкими суденышками у судоверфи, с нашей плавбазой и тральщиком, приросшим к пирсу. Вертолет опустился на площадку неподалеку от дома губернатора, прикрытого полудюжиной тонконогих пальм, и они, восемь советских старших офицеров, приглашенных на прием, устроенный в их честь командующим Красноморским военным округом, спрыгнули на окаменевшую под солнцем землю. Здесь их уже ждали, и через несколько минут они оказались на тенистой веранде офицерской гостиницы, расположенной в припортовой части Хургады.
Моложавый, круглолицый, все время улыбающийся араб, назвавшийся капитаном 2 ранга Хумсой, предложил им отдохнуть после дороги. Офицеры разбрелись по большой веранде, покуривая, оглядывая двор без травинки, соседние дома с глухими, без окон, стенами, серую пыльную улицу, в конце которой синело море. Прошло пять минут, десять…
«Типичный араб все делает не торопясь, — вспомнил Винченко одну из выписок в своем дневнике, сделанных из разных книг. — Его не тревожат завтрашние дела, ибо дела сегодняшние куда важнее».
— Однако! — сказал Полонов, выразительно посмотрев на часы.
Прошло уже сорок минут, как их держали на веранде.