Военные приключения. Выпуск 4

— Батя виноват, лишил такой возможности.

— Но это и ответственно быть полным тезкой…

— А вы? — спросил Алтунин, обращаясь к другим.

— Командир отделения комендоров старший матрос Турченко Владимир Николаевич.

— Старший матрос Войханский Владимир Александрович.

— Командор матрос Владимир Тухтай.

— А отчество?

— Тухтаевич, товарищ лейтенант. У нас, у арабов, фамилия и есть отчество.

— Как это — у арабов?

— А я араб, товарищ лейтенант.

— Откуда вы родом?

— Из-под Бухары, товарищ лейтенант. Кишлак Джувгари Гиджуванского района.

— И давно вы туда приехали? — спросил Алтунин, решив, что Тухтай из семьи каких-нибудь переселенцев.

— Лет пятьсот назад, а может, и больше, — озорно блеснув глазами, ответил матрос.

— А я и не знал, что у нас в стране есть арабы, — искренне удивился Алтунин. И отметил про себя, что надо будет запланировать беседу этого араба с личным составом.

— Не кубрик, а сплошной интернационал, — сказал Турченко.

Помолчали. Потом кто-то из матросов сказал:

— Мины-то настоящие.

— Так мы не подрываться идем, а подрывать их, — счел нужным вмешаться Алтунин.

— Но ведь там, товарищ лейтенант, война идет, А мы будем посередине, с одной стороны — арабы, а с другой — израильтяне. Всякое может быть.

— Всякое, конечно, может быть. Но его не должно быть. Ясно вам?

— Так точно, товарищ лейтенант!

Они улыбались, довольные. Матросы, умеющие шутить, — это ли не актив политработника? Начальник, понимающий матросские шутки, — можно ли желать лучшего?..

Спал Алтунин как в беспамятстве, не разбудили ни качка, ни волны, бесновавшиеся за бортом. Проснулся, услышав стук в дверь. В дверях стоял матрос Войханский, побритый, умытый, в сухой робе, будто не об только что висел на вымбовке, выхаживая якорь.

— Извините, товарищ лейтенант. Командир сказал: нужно делать новый стенд, а материала нету.

— А якорь?

— Якорь на месте. Теперь его только с клюзом вырвать может.

— Который теперь час?

— Второй. То есть не второй, товарищ лейтенант, а четырнадцатый. День уже. Все давно отобедали.

Одевшись, Алтунин тут же достал старые бумаги, разложил на койке, принялся искать заготовленный когда-то чертеж стенда. И в этой радостной суете забыл и о своем ночном конфузе.

II

В тропической жаре, казалось, плавился сам океан. Гладким ослепительным, зеркалом лежала водная гладь на все четыре стороны, и только за кормой словно бы искрилось битое стекло. На расстоянии кабельтова от кормы этот след сливался с двумя другими, тянувшимися за соседними кораблями. Дальше, до самого горизонта, лежала безукоризненно прямая, как автострада, широкая полоса вспененной зыби.

Корабли шли почти борт о борт: слева — противолодочный крейсер «Волгоград», взметнувший на пятьдесят метров громаду основной надстройки, справа — большой противолодочный корабль «Смелый» с изогнутым, устремленным вперед форштевнем, похожий на ежа из-за многочисленных, торчащих в разные стороны, антенн и станин пусковых ракетных установок. Между ними, отделенный от боевых кораблей неширокими полосами воды, стараясь держаться нос в нос, шел скромный танкер. Вправо и влево от танкера тянулись стальные тросы с подвешенными к ним резиновыми шлангами. Шла обычная для дальних походов операция — заправка горючим. Командир группы советских кораблей капитан 1 ранга Винченко не разрешил ложиться в дрейф, и заправку производили на ходу.

Командир «Волгограда» капитан 2 ранга Гаранин нетерпеливо похаживал по правому крылу мостика. Он сердито поглядывал на матросов, не очень расторопно, как ему казалось, работавших внизу, на узкую полосу воды, отделявшую крейсер от танкера, и с трудом сдерживал себя. Понимал, что все идет как надо и его плохое настроение зависит от чего-то совсем другого. Он знал этот свой недостаток — если радоваться, так напропалую, если сердиться, так на весь белый свет, — и старался не сорваться, не портить людям предстоящий праздник.

— Ну, как новая форма? Не жмет?

Гаранин оглянулся, сердито посмотрел на улыбающегося своего замполита капитана 3 ранга Долина и тоже улыбнулся, поняв вдруг причину своего плохого настроения. Все дело было в том, что он надел наконец свою нелюбимую тропическую форму — шорты, оголившие ноги, синюю пилотку с козырьком, всегда казавшуюся ему не более как мятой фуражкой, свободную рубашку с короткими рукавами, напоминавшую домашнюю распашонку. Все командиры на корабле одевались по погоде, и только Гаранин до сегодняшнего дня парился в повседневной флотской форме. Много раз порывался он переодеться, раздевался в каюте, осматривал в зеркало свою не слишком-то стройную фигуру и, вздохнув, снова надевал тужурку.

Но сегодня он уже никак не мог отложить тропическую одежду: вечером корабли пересекали экватор и предстоял праздник.

— Что нового, Игорь Петрович? — спросил он Долина.

— Пилоты жалуются. Жарко. Трудно летать.

— В Красном море будет жарче. Надо разъяснить.

Вода под бортом кипела, стремительно летела назад. На танкере и на крейсере стояли вдоль бортов вахтенные в оранжевых нагрудниках, посматривая на трос, натянутый между кораблями, на черный шланг, редкой гармошкой свисавший с троса.