Военные приключения. Выпуск 7

— Я? Да вроде нет. Но ведь сколько воплей и соплей, извините за выражение, по нам, что хоть бросай руль и… — Семен в самом деле оставил руль, «Урал» в это время тыркнулся в колдобину, вильнул, и водитель опять схватился за баранку.

— Вот тебе и ответ, — улыбнулся Верховодов — А вообще–то хорошо, что вам не безразлично, как пишут о выводе. А пишется, ты прав, много. И все, кому не лень.

— Пишут: время, мол, такое настало — говорить правду.

— А какая она, правда об Афганистане? Помнишь, как летом нас угостили виноградиком?

— Тот аксакал, что ли, с козлиной бородкой?

— Тот самый. Созвал нас, остолопов, всех вместе: кушайте, бакшиш от частого сердца. Я запомнил, как он руку к сердцу прикладывал. А сам за дувал и оттуда — гранату. Счастье наше, что она скатилась в арык. Эта правда об Афганистане?

Семен кивнул:

— Правда, и еще какая.

— А теперь вспомни веслу, когда тащили стройматериалы в Пагман. Помнишь старика, который предупредил, что «духи» заминировали дорогу? И потом разрешил всей колонне идти через свой огород? Я оглянулся, когда «броня» пошла по запрудам, винограднику: старик плакал. Но ведь это тоже правда об Афгане! Я не забыл первый случай, но не собираюсь забывать и второй… Осторожнее, яма.

«Урал» аккуратно, лишь скрипнув бортами, перевалил через рытвину.

— А чего было больше, товарищ старший лейтенант? Первого или второго?

— Наверное, кто чего захочет увидеть. Знаешь, откуда идет неразбериха с Афганом, вернее, с вашим отношением к нему?

— Откуда?

— Мы забыли и не вспоминаем изначальный смысл приказа на вхождение: оказать помощь. Не воевать, не захватывать, не уничтожать — оказать помощь. Благородно?

— Благородно, — осторожно согласился водитель.

— Тогда почему мы должны стесняться этого? Другое дело, что мы позволили себя втянуть в боевые действия. Ну так давайте же тогда в этом искать ошибки и просчеты, в этом — почему мы втянулись в войну. А в том, что мы оказались готовы прийти на помощь, — это что за ошибка? Я не вижу.

— Но, если честно, товарищ старший лейтенант, народ проклинает ведь Афганистан.

— Нет, Семен, народ проклинает не Афганистан, а войну. Это очень большая разница. Огромная. Лично я пришел к этому, заметив одну особенность: наши люди так и не начали ненавидеть афганский народ, хотя из этой страны шли цинковые гробы. Мы ругали свое правительство, командование, но не афганцев. Почему?

— Почему? — повторил вопрос командира Семен.

— Что бы ни писали сегодня в газетах, какие бы выводы ни делали журналисты, народ все же чувствовал: кроме боли и горя, Афганистан еще — и наше благородство. Мы почему–то не упоминаем, а ведь в 79–м в Афган кроме войск вошли сотни и тысячи гражданских специалистов. Именно они должны были стать главными действующими лицами в выполнении Договора. Но не стали. А почему? Почему вся афганская проблема легла только на плечи армии? Лично я хотел бы найти ответ именно на этот вопрос. Согласись, если бы мы достигали здесь, в республике, какие–то военные цели, у нас, наверное, нашлось бы более современное оружие, с помощью которого мы могли бы добиться этого очень быстро. А так ведь кроме защиты — автомат, бронежилет, гранаты, за девять лег мы в руках ничего не держали.

— Да–а, — Семен сбил на лоб шапку, почесал затылок. — Философия. По мне лучше баранку крутить, чем лезть в эти дебри.

— Нет, Семен, надо лезть, — не согласился Верховодов. — Ругая Афган, — именно Афган, а не войну, иные крикуны проповедуют свой лозунг: «Никуда из лезть, ни во что не вмешиваться». Это страшный в своей сути призыв, потому что лично я не хотел бы видеть свой народ равнодушным к чужой боли. Мы как раз не такие, и почему мы не можем этим гордиться? Почему в афганской ситуации нас заставляют и приучают искать только ошибки? Почему мы за помощь ближнему, но только бы не за наш счет? Почему мы за благородство, но не дай бог понести при этом жертвы, потери? Почему мы подписываем договора, соглашения, даем обязательства, хлопаем при этом в ладоши, но пришлось с Афганом от слов перейти к делу? Неужели приучимся отказываться от своих слов, и это будет нормой?

— Да успокойтесь вы, товарищ старший лейтенант, — скосил глаза водитель. — Я просто спросил, думается ведь об этом.

Верховодов снял шапку, расстегнул бушлат. Показался обшарпанный бок фляжки, подаренной майором. Косте захотелось сделать глоток, успокоиться, но сдержался, засунул ее подальше.

Мысли об Афганистане разбередили душу. Не зная почему, но он всегда взрывался, когда читал или слышал модные ныне, а оттого на первый взгляд кажущиеся многозначительными рассуждения против Афгана. И чем сильнее были аргументы, тем больше раздражался. В спорах, на политзанятиях спорил яростно, отстаивая свою точку зрения, за что однажды услышал презрительное: «Соловей Главпура». Он опять взрывался: ну почему, почему мы считаем, что если распоряжение Главного политуправления — то обязательно дубовое? Почему те, кто выше нас, неизменно дураки?