Военные разведчики XX века

Лично мне все это дело представлялось, говоря просто, плодом больного и переутомленного ума. Однако приходилось считаться с тем, что каждое сказанное мною слово будет тотчас передано Гитлеру. Я раздумывал. Наконец мне показалось, что я нашел выход из создавшегося тупика. Я заявил, что хотя и считаю план технически выполнимым, но все зависит от того, сумеем ли мы посадить Сталина за стол переговоров. Это, по-моему, представляет большую трудность. Особенно если учесть урок, полученный русскими в Стокгольме. Поэтому я сразу отказался принимать участие в организации контактов с русскими, ибо вторично мне уже не поверят. Я предложил, чтобы Риббентроп сам попробовал уговорить Сталина принять личное участие в работе конференции. Если ему это удастся, тогда я, конечно, помогу и словом, и делом.

— Я подумаю над этим, — ответил Риббентроп. — И еще раз обсужу все с Гитлером. Я вас вызову.

К счастью, он никогда больше не напоминал мне об этом разговоре. А вот Гиммлер напомнил. Обсуждая с Гитлером этот злополучный план, Гиммлер предложил попытаться реализовать идею Риббентропа. Гитлер поддержал его. Наши специалисты для уничтожения Сталина разработали и изготовили взрывное устройство. Оно состояло из взрывчатки колоссальной убойной силы. Внешне устройство походило на ком грязи. Эту лепку следовало прикрепить к машине Сталина. Заряд приводился в действие при помощи коротковолнового передатчика. Взрыв был столь мощным, что от машины практически ничего не оставалось. Радиопередатчик, приводивший эту адскую машину в действие, был величиной не более, чем пачка сигарет, импульс мог посылаться с расстояния около семи миль.

Выполнить задание согласились двое военнопленных. Долгие годы они провели в сибирских лагерях. На руку оказалось и то, что один из них был знаком с механиком сталинского гаража. Ночью они были отправлены транспортным самолетом и сброшены на территорию, где, по нашим агентурным данным, находился Сталин. Приземлились они в указанном месте. Но это все, что мы узнали, хотя они были снабжены коротковолновыми передатчиками. Лично я не верю, что они пытались предпринять попытку покушения на Сталина. Скорее всего, они были схвачены на месте или добровольно сдались НКВД.

Тем временем развязка неумолимо приближалась. Когда Гиммлер повез меня в ставку на доклад к Гитлеру, я тотчас окунулся там в обычную атмосферу напряженной работы. Я не видел Гитлера довольно продолжительное время, и сейчас его вид меня очень обеспокоил. Взгляд его, ранее такой самоуверенный, теперь стал безжизненным и усталым. Левая рука так тряслась, что он вынужден был все время придерживать ее правой. Согнутая спина делала его похожим на горбатого. И только голос по-прежнему звучал сильно и чисто, хотя фразы стали короче и отрывистее.

Он ходил по комнате вместе с Гиммлером… Как только я вошел, оба прекратили беседу, а Гитлер, на минуту присев на стул, дал Йодлю указания относительно Восточного фронта — речь шла о передислокации двух дивизий в центральном секторе. Потом Гитлер обернулся ко мне и обсудил со мной несколько последних разведывательных донесений о наших балканских делах и, в частности, вопрос о взаимоотношениях генерала Михайловича с англичанами и последних — с Тито. Его также интересовали подробности разведработы на Ближнем Востоке. Потом мы перешли к выборам в Соединенных Штатах, и я коротко доложил ему обстановку.

Внезапно он вскочил и, пронзив меня злым взглядом, сказал глубоким, дрожащим от злости голосом:

— Ваши донесения я читаю регулярно…

Он надолго замолчал, и слова, казалось, повисли надо мной, как топор палача. Я невольно отступил на два шага, но Гитлер шагнул вслед за мной и все тем же тоном продолжал:

— Запомните, Шелленберг, одну вещь: в этой войне не может быть и речи о компромиссе. Возможно одно — победа или поражение. Если немецкий народ не способен вырвать из рук врага победу, тогда он заслуживает гибели.

Никогда не забуду его последних слов.

— Да, тогда он заслуживает гибели, ибо лучшие мужи Германии уже полегли в битве. Конец Германии будет ужасен, и немецкий народ заслужил его.

Я окончательно понял, что передо мной совершенно безумный человек. В тот миг рассыпались в прах последние узы, до сих пор связывавшие меня с ним: он хотел осудить на гибель самое дорогое — свой народ. Он жаждал его гибели ради удовлетворения своей ненасытной злобы.

АКТИВНЫЙ ШПИОНАЖ