Военные специалисты на службе Республики Советов 1917-1920 гг.

Однако остановить процесс революционизирования солдатских масс, все возраставший антагонизм между ними и офицерским составом Временное правительство уже не могло. Позорный провал июньского наступления показал, что солдатские массы, несмотря на все репрессии вплоть до введения на фронте смертной казни, не желают продолжать войну в интересах антинародного Временного правительства. Июльские события в Петрограде, Государственное совещание в Москве и т. д. означали мобилизацию сил контрреволюции в стране и армии и открывали дорогу военной диктатуре — последнему средству для разгрома революционных сил.

Попытка Корнилова в конце августа 1917 г. выдвинуться на роль русского Кавеньяка окончилась не только провалом с последующим арестом организаторов мятежа, но и отразилась на положении офицерства как Действующей армии, так и внутренних военных округов. Корниловщина внесла раскол в среду офицерства, разделив его на сторонников военной диктатуры и ее противников, образовала непреодолимую пропасть между командным составом и солдатской массой, вызвав ненависть ко всем офицерам независимо от их служебного положения и социального происхождения. В Действующей армии и во внутренних военных округах прошла волна самосудов над офицерами (в частности, убийство 29 августа в Выборге одиннадцати офицеров 42-го Отдельного армейского корпуса, в том числе его командира генерала В.А. Орановского), из полков по требованию солдат изгонялись ненавистные и не пользовавшиеся у них доверием офицеры. Так, например, из 708-го пехотного Россиенского полка (177-я пехотная дивизия), как пишет в своих воспоминаниях ротный командир этого полка М.Н. Герасимов, были изгнаны 23 офицера (т. е. 20% офицеров полка)[104]. Следует отметить, что солдаты зачисляли в разряд «корниловцев» и «контрреволюционеров» не только тех, кто был причастен в той или иной мере к мятежу Корнилова, но часто и вообще всех офицеров, которые продолжали требовать выполнения обязанностей службы и не сумели найти общего языка с солдатами и их комитетами.

В исторической литературе нет данных о том, сколько всего офицеров было изгнано из Действующей армии, а также из внутренних военных округов после ликвидации Корниловского мятежа. Но количество таких офицеров в строевых частях Действующей армии можно приблизительно принять в 10 тыс. Справедливость этой цифры доказывают результаты однодневной переписи личного состава Действующей армии 25 октября 1917 г.: разница между списочным (157 773 человека) и наличным (138 473 человека) составом офицеров была свыше 19,3 тыс. (они значились как находившиеся «в отпуску», но отпускники, безусловно, составляли менее половины указанного числа). Нам здесь важно подчеркнуть, что после корниловщины «доверие к офицерам, кое-где еще сохранившееся, было окончательно подорвано»[105].

В сентябре — октябре 1917 г. революционизирование и распад старой русской армии продолжали нарастать быстрыми темпами, что вынужден был признать даже комиссар Временного правительства при Ставке В.Б. Станкевич: «Трудно представить себе более неприглядную картину. Но зато нетрудно учесть последствия: армия разваливалась, армия потеряла способность быть управляемой»[106]. Справедливость этих слов подтверждали, в частности, и два видных генерала русской армии — В.Н. Егорьев, один из первых генералов, перешедших на сторону Советской власти, и А.И. Деникин, впоследствии один из организаторов белого движения на Юге страны. Первый из них писал, что разложение старой армии проходило в процессе событий, «непосредственно связанных с войной», и что только «большевистская пропаганда» и только в самое последнее время внесла в это стихийное разложение «некоторую революционную целесообразность и революционный темп развития»[107]. Деникин же, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к большевикам, высказался более определенно: «Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую. Это неверно. Армию развалили другие…»[108]. Большевики не несли ответственности за разложение русской армии в 1917 г., все эти обвинения нужны были, как писал В.И. Ленин, лишь для того, чтобы «заткнуть рот большевикам»[109].

Сделаем попытку определить, хотя бы приблизительно, какой же процент российского офицерства из общей его численности, принятой нами в 250 тыс. человек, встретив Октябрьскую революцию враждебно, сразу же выступил против нее с оружием в руках?