Военные усилия России в мировой войне

Некоторое объяснение этому явлению можно найти в том, что Северная часть укомплектовывала, главным образом, части, дравшиеся против германцев; южная — против австро-венгров. Как известно, борьба с германцами протекала труднее, и в ней русская армия теряла больше пленных, чем на Австро-Венгерском фронте. Но это не дает исчерпывающего объяснения. Чтобы убедиться в этом, нужно только взглянуть на Польшу; последняя укомплектовывала войска обоих фронтов и, несмотря на это, представляла резко выраженную однородную картину плохо дравшихся контингентов. Несомненно, что в этом случае основной причиной является национальный мотив. Став на эту точку зрения, можно объяснить многие колебания рассматриваемого нами процента. Присутствие еврейства к западу от так называемой черты оседлости (реки Западная Двина и Днепр) вносит ухудшение. Подобное же влияние, но не в такой же мере, оказывают для Бессарабской губернии^{29} молдаване. Некоторое ухудшение вносят инородческие массы в губерниях Таврической^{30}, Астраханской, Симбирской, Самарской, Казанской и Уфимской. Лучше всех дерутся русские народности. Но среди этих народностей тоже замечается градация: на первом месте по стойкости стоят казаки, затем малороссы; на третьем месте великороссы^{31}, на четвертом белорусы. Относительно последних нужно ввести существенную поправку: наличие в губерниях, ими населяемых, еврейского и польского элемента, несомненно, увеличило процент пленных для белорусских губерний. Различие в боевой стойкости между великороссами и малороссами является интересным социальным вопросом. Не оказывало ли влияния на ухудшение боевой стойкости великороссов наличие общинного землевладения, которое убивало инициативу? Может быть, также Великороссия, проявившая большое напряжение для того, чтобы собрать вокруг себя Россию, израсходовала энергию своего коренного населения в большей мере, чем Малороссия? Мы не беремся ответить на эти вопросы и ограничиваемся лишь тем, что ставим их.

Заболевшие

Общее число заболеваний, согласно работы доктора Аврамова, исчисляется в 5 069 020 (88 836 офицеров и 4 981 084 солдат).

Доктор Аврамов считает, что по отношению к среднему наличному составу заболеваемость должна исчисляться для офицеров 10,5 %, для солдат 13,1 %.

Если мы сравним среднюю месячную заболеваемость с начала войны до 1 января 1917 г. с такою же среднею величиною для революционного 1917 года, мы получим:

Из сопоставления этих данных мы видим, что «заболеваемость» увеличилась в 1917 г. по сравнению с предыдущими годами в 2,5 раза. А между тем никаких эпидемий в 1917 г. в русской армии не было. Более подробное изучение заболеваемости в 1917 г. показывает нам, что рост ее начинается после начала революции. Таким образом, причина этого роста лежит всецело в области психико-социальных, а не санитарных факторов. С начала революции солдатская масса потянулась домой, но так как нижние чины в начале революции не решались просто дезертировать, то они пользовались всякой небольшой болезнью или даже симулировали ее, чтобы на законном основании уйти в тыл. Санитарный персонал не мог этому противиться, так как был терроризирован массой. Пишущий эти строки знает несколько случаев в июле 1917 г., когда эвакуационные свидетельства выдавались под угрозой штыков солдатской толпы. Эта «тяга» домой сказалась на офицерском составе с его более развитым чувством долга слабее, чем у солдат. В самом деле, «заболеваемость» офицеров увеличилась на 43 % в то время, как «заболеваемость» солдат на 121 %.

Усилившаяся с началом революции «заболеваемость» сопровождалась «насильственной» эвакуацией больных в тыл. Поэтому нужно иметь в виду, что с началом революции наряду с закономерной эвакуацией во внутренние военные округа действительно тяжелобольных, происходила еще и «самоэвакуация» мнимых больных. В учет Ставки попали только первые, что и будет принято нами во внимание, когда в следующей главе мы будем рассматривать «возвращаемость» в армию выздоровевших эвакуированных больных.

Процент смертности среди заболевших в войны, предшествующие нами изучаемой, исчисляется для русской армии:

В войну 1854–1856 гг. — 22,9%

В войну 1877–1878 гг. — 6,6%

В войну 1904–1905 гг. — 2,5%

Наша война с Японией считалась особенно благополучной в санитарном отношении. Таковой же является и минувшая мировая война. Несмотря на продолжительность войны, все острые инфекционные болезни получили слабое развитие[156].

Поэтому мы согласны с доктором Бинштоком, который в своей работе «Военные потери России в войну 1914–1918 гг.»[157] принимает для русской армии процент смертности от болезней в течение минувшей войны — 2,5 %.

Всех больных, как было уже указано, зарегистрировано — 5 069 920, что при 2,5 % умерших должно дать общую цифру умерших в 126 778, а за округлением — 130 000. Эта цифра, утверждает доктор Биншток, не противоречит общему числу умерших от инфекционных болезней (42 670), составляющему, как это обычно наблюдается у нас, треть общего числа умерших от болезней.