Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке

Между тем на конференции австрийских социал-демократов было заявлено, что рабочие созрели для революции и для ее начала следует дождаться только грандиозной битвы на Западном фронте, чтобы их выступление не смогла подавить прусская армия. К тому времени железнодорожники в Германии тоже оказались ненадежными, что ясно показал случай, произошедший в середине августа, когда во время разгрузки вагона с углем в нем были обнаружены кипы революционных прокламаций, напечатанных Антантой.

В Богемии ситуация была еще хуже. В своем докладе от 10 июля 1918 года штатгальтер сообщал о наступившем голоде и всеобщем обнищании, а также о случаях расхищения собственности, о росте беспризорщины и негативного влияния репатриантов. Он потребовал увеличения численности жандармерии с 3600 до 6000 человек, а после некоторого колебания и привлечения 1900 солдат ландштурма для оказания помощи жандармам.

И без того печальную картину еще в более мрачном свете высветила созванная мною 18 июля конференция офицеров разведывательных пунктов с участием представителей органов власти. На ней говорилось о том, что в стране появились новые агитаторы, которые, судя по всему, поддерживали через Будапешт и Румынию контакты с окопавшимся в Париже Бенешем. Тлетворное влияние подрывной агитации сказывалось даже на деятельности тех предприятий, где рабочие не могли пожаловаться на несправедливое вознаграждение их труда и были решены вопросы продовольственного обеспечения. Особенно остро это ощущалось в районах добычи каменного угля. Рост числа антимилитаристских организаций и стремление народа запастись оружием говорили о многом.

В начале августа поступила дополнительная информация о наблюдавшемся усилении связей чешских агитаторов в Богемии с Антантой. В частности, речь шла о контактах с чешскими революционными кругами английского военно-морского атташе Бойла через Буковину и Галицию.

Отовсюду поступали сообщения о готовящемся совместном восстании чехов, поляков и югославов, намечавшемся на 28 сентября. Говорили даже о том, что чехи тайно приступили к выпуску собственной валюты.

14 июля, в годовщину взятия Бастилии, Национальный комитет Чехословакии[357] опубликовал воззвание с призывом перейти от слов к делу в вопросе борьбы за создание независимого государства. А 4 августа в городе Нимбурк бывший министр Прасек заявил, что народ Богемии сможет добиться независимости «сейчас или никогда».

Чрезвычайно бурную деятельность не только в Австро-Венгрии, но и за ее пределами развили также югославы. Небезызвестный Корошец стал рассылать своим землякам и солдатам на фронте поздравительные открытки, на которых рядом с его фотографией красовалась надпись: «Выше голову! Грядет час освобождения!» В парламенте же, видимо желая отомстить за заведенное на него уголовное дело за агитацию на массовом митинге в городе Обер-Лайбах против военного займа и государственной целостности, вместе с некоторыми словенскими единомышленниками он обрушился на «отвратительную практику» осуществления цензуры писем военнопленных. Делалось это с явным намерением нанести смертельный удар по нашей разведке, которая использовала данный проверенный временем способ для выявления дислокации войск противника и порядка их подчиненности.

Между прочим, я уже давно успел убедиться, что этот способ добывания информации не укрылся от неприятеля и он тоже активно его использовал. Жаль было только, что в то тяжелое время парламент не нашел ничего лучшего, чем растрачивать свои силы на рассмотрение разного рода нелепых заявлений и депутатских запросов, основанных на поверхностном преподнесении информации.

В связи с оголтелой агитацией, развернувшейся среди австрийских южных славян, в 1918 году всякая политическая и националистическая деятельность в районах их проживания была запрещена. Тем не менее 18 августа в Лайбахе прошел крупный парад славянских вооруженных отрядов. Тогда же в Далмации широкое распространение нашли различные злоупотребления печатным словом и проходили сербофильские демонстрации. В частности, 5 августа, в День Кирилла и Мефодия[358], они были организованы при пассивном попустительстве местных властей.

Уже упоминавшийся Трумбич, который к тому времени впал у итальянцев в немилость из-за того, что без их разрешения вступил в переговоры с Пасичем о присоединении Триеста и Истрии к будущему югославскому государству, буквально завалил наши позиции на фронте подстрекательскими листовками. В них фельдмаршал Бороевич сравнивался с боснийским князем Бранковичем, которому сербский фольклор приписывал вину за поражение на Косовом поле в 1389 году, и утверждалось, что он якобы не имеет права продолжать воевать с Италией, которой «принадлежали сердца и силы союзников, а также всех угнетенных народов Австро-Венгрии».

В областях, где проживали поляки, национальное революционное движение склонялось на сторону социалистов-революционеров, находивших опору в усталости населения от войны и складывавшейся там экономической ситуации.