Военный и промышленный шпионаж. Двенадцать лет службы в разведке

Наряду с ухудшением внутреннего положения непрерывно обострялось и внешнее. Правда, еще не верилось, что неудачи Германии во Франции послужат началом целой череды поражений и отступлений, но ситуация на Балканах уже внушала серьезные опасения.

В Албании, как раз в то время, когда наши войска, находясь в бедственном положении, тем не менее захватили в качестве трофея новый шифр, замена командующего на генерал-полковника барона фон Пфланцера привела к кардинальному изменению ситуации, и 30 июля мы перехватили порадовавший нас переданный по радио приказ итальянского командования. В нем сообщалось, что нам удалось восстановить положение по всему фронту.

На этом светлом фоне черным пятном проявлялись настроения болгарского народа — усилившаяся агитация агентов Антанты в Болгарии приводила ко все большему числу народных волнений, что не могло не вызвать у нас серьезного беспокойства. К этому добавлялись поступавшие с начала июня донесения наших агентов в Швейцарии о переговорах болгарских эмиссаров с американским послом в Берне. По сведениям же майора Кюнцля, в Софии вовсю обхаживали американского консула Мэрфи, а Эссад-паша, основываясь на беседе с Франше д’Эспере[362], пришел к выводу о том, что болгары не окажут серьезного сопротивления на фронте и пойдут на заключение сепаратного мира. Его предположение косвенно подтверждалось открытыми заявлениями скверно снабжавшихся болгарских солдат о том, что они останутся на позициях только до Митрова дня[363], то есть до октября, если война будет продолжаться.

До нас дошли сведения и о том, что в начале сентября бывший болгарский министр Гешов встречался на франкошвейцарской границе с Пашичем. Причем на этой встрече в качестве нежелательного свидетеля присутствовал также некий французский чиновник. Вскоре майор Кюнцль подтвердил, что Гешов действительно ведет переговоры о мире. Между прочим, болгары не раз зондировали почву у румынского премьер-министра Маргиломана, выясняя позицию Румынии в случае заключения Болгарией сепаратного мира. Маргиломан же, желая не прогадать, сообщал об этом центральным державам!

Такое объяснялось тем, что румыны желали не упустить свою выгоду и понимали, что им не стоит сидеть сложа руки, дожидаясь окончания войны. Ведь провозглашенное Вильсоном право наций на самоопределение давало им весьма призрачные надежды на приобретение новых территорий, и они хотели их заполучить еще до начала мирных переговоров. Поэтому не стоило доверять результатам народного референдума в Трансильвании. Как сообщил заместитель венгерского государственного архивариуса Гагы, ему предлагали за вознаграждение в 50 000 румынских леев организовать агитацию за присоединение к Румынии среди трансильванских секеев[364]. Естественно, такое им было с негодованием отвергнуто.

В связи с этим наша разведка зорко следила за Румынией, и от нее не укрылось, что румыны спешно вооружались и провели мобилизацию, заменив свежими силами личный состав шести из семи пехотных дивизий. Кроме того, ими была полностью обеспечена мобилизационная готовность к выступлению в десятидневный срок еще восьми дивизий, а также егерей и конницы.

Такова была обстановка к 14 сентября 1918 года, когда граф Буриан от имени австро-венгерского правительства обратился ко всем воюющим, нейтральным и союзным государствам с предложением мира. Такое новое проявление стремления к миру со стороны кайзера было встречено народом с пониманием. Даже социал-демократы немедленно использовали это как повод для объявления начала демократической перестройки империи, чтобы якобы не давать предлога государственным деятелям Антанты для ведения войны во имя свободы. Однако если наша мирная инициатива была встречена уставшими от войны народами с воодушевлением, то пропагандистская машина Антанты стала использовать ее как новое доказательство слабости Австро-Венгрии, одновременно выставляя такую инициативу как следствие длительной череды неудач на фронте Германии.

Уже на следующий день произошло событие, открывшее путь лавине, которая решила судьбы центральных держав, — болгарский фронт был прорван.

Еще с конца июля к нам стали поступать донесения о подготовке 2-й сербской армии к наступлению на участке Доброполье — гора Ветреник. Одновременно стало известно, что греческие войска дали возможность высвободить французам свои дивизии, которые могли составить костяк ударной группы. Поэтому наша разведслужба вовремя и неоднократно предупреждала командование о грозящей опасности, но на наши сигналы не обращали внимания, а генерал Людендорф вообще не хотел ни о чем слышать и, как образно выразился царь Борис[365], «перетянул тетиву». В результате к 17 сентября болгарский фронт был прорван на участке шириной 40 км и на глубину в 10 км, а затем образовалась гигантская брешь, сил на заполнение которой уже не хватило.

Конец разведывательной службы