Военный коммунизм в России: власть и массы

Логика государственного централизма потребовала от партии большевиков стать новой привилегированной кастой, взамен упраздненного революцией старого сословного деления. Существенно, что необходимость ускоренных темпов формирования новой касты опасно упрощала ее незрелую, неотшлифованную многовековым опытом психологию. ЦК большевиков не видел ничего предосудительного в том, чтобы специальными решениями Оргбюро от 5 января и 2 сентября 1920 года обязать всех коммунистов в Красной армии и на транспорте быть осведомителями особых отделов и ЧК. На эти директивы должны были откликнуться порядка 300.000 человек, то есть около половины всех членов РКП (б)[166].

Представители группировки демократического централизма, первыми взобравшиеся на партийные трибуны с критикой народившегося советско-коммунистического бюрократизма, сокрушались:

«Государство мы хотели „опартиить“. Пришлось же в конце концов партию „огосударствить“»[167].

Придя к власти в 1917 году, большевики превратили государство в орудие достижения своих политических и идеологических целей, но и государство в свою очередь «овладело» ими, сделав большевиков плотью и кровью своей системы. Воплотившись в госаппарат, большевики были вынуждены представлять и защищать помимо прочих еще и особенные государственные интересы, которые, все более развиваясь, отчуждали их от первоначальной задачи защиты интересов пролетариата и трудового крестьянства. Это последнее произошло тем более легко и незаметно для большевиков, поскольку они не имели в своем идеологическом арсенале необходимой защиты от поглощения партии агрессивной государственной структурой.

Теоретики большевиков и в первую очередь Ленин, ставя во главу угла классовую теорию и классовую борьбу, абсолютизировали значение государства, как орудия власти наиболее могущественного класса. Интересы государственной системы и привилегированных классов отождествлялись. Отсюда подразумевалось, что после захвата власти рабочей партией государство автоматически превратится в воплощение интересов всех трудящихся слоев общества, прежде всего рабочего класса. В качестве яркого образчика подобных иллюзий уместно привести слова известного Милютина на III съезде рабочей кооперации в 1919 году, где он в ответ на предупреждение Мартова о том, что главная опасность в бюрократизме, заявил:

«Если мы строим социалистический строй, то противопоставления между государством и обществом не должно быть»[168].

Ленин в своем капитальном сочинении «Государство и революция», приводя цитату Энгельса о государстве: «И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, все более и более отчуждающая себя от него, есть государство», — в которой отчетливо проступает мысль об особенной природе и интересах государства, совершенно не желает замечать ее и продолжает твердить об исключительно классовом характере государства[169].

Уже опыт первых послеоктябрьских лет показал, что ожидаемой гармонии интересов государства и трудящихся не происходит. Наоборот, в новом, неотлаженном и не связанном социальными компромиссами старой эпохи государственном механизме со всей остротой проступили черты старой бюрократической сути. Военно-коммунистическая политика укрепления государственного централизма очень быстро проявила свои противоречия с интересами не только крестьянства, но и рабочего класса.

Происходила подхлестываемая идеологией абсолютизация государственного насилия, как метода достижения целей. Большевики, придя к власти, начали пользоваться орудием государства без понимания его особенной природы и особенных интересов, будучи введенными в заблуждение внешним сходством своей цели ниспровержения эксплуатации, построенной на частной собственности, и государственным централизмом, в принципе враждебным всякому плюрализму. Централизм, как способ существования государства, составляет его непосредственный интерес. И здесь можно судить, насколько централизм расходится или совпадает со стремлением крестьянина свободно распоряжаться продуктами своего труда и интересами рабочего свободно и выгодно продавать свою рабочую силу.

В период военного коммунизма произошла незаметная подмена политики ликвидации частной собственности как источника эксплуатации, централистическими интересами государства как такового, как особенной общественной структуры. И далее уже трудно провести границу, где кончаются идеи освобождения от частнособственнической эксплуатации и начинается эксплуатация государственная. Правящая партия большевиков ассимилировала и проводила интересы государственного централизма, полагая это воплощением принципов общества трудящихся, заложив тем самым глубокую основу своих противоречий с крестьянством и рабочим классом.