Наряду с течениями, подмывающими и подрывающими устои военного коммунизма, с самого начала мирной передышки период постепенного вызревания и укрепления переживала идея, которая без труда завоевала официальное признание. Эта идея последовательно развивала политику военного коммунизма, воплотившись в план проведения всеобщей милитаризированной трудовой повинности, который должен был надстроить над политикой принудительного изъятия продуктов у крестьян систему принудительного труда в промышленности. По докладу Рыкова на февральской сессии ВЦИК, к началу 1920 года насчитывалось уже около 4000 национализированных предприятий, тогда как год назад было только 1000. Национализированные предприятия представляли собой опорную базу для проведения системы милитаризации промышленного труда.
Во главе всего дела стал Троцкий. На той же сессии ВЦИК он объявил свое кредо:
«Всякие разговоры о свободном труде мы разбиваем и разрушаем, как пережиток буржуазного строя, основанные на лживых предрассудках и на всемерной лжи. Мы не знаем свободного труда… мы представляем собой государство, которое является и считает себя несвободным по отношению ко всем гражданам, но оно в свою очередь не предоставляет свободы этим гражданам»[174]
.Троцкий не был эксклюзивным творцом идеи милитаризации труда и создания трудовых армий, архивы свидетельствуют, что подобные аракчеевские проекты в то время стихийно и густо появились из глубин военно-коммунистического сознания воодушевленных обладателей кожаных комиссарских тужурок. Но именно ему было поручено возглавить специальную комиссию, которая принялась разрабатывать стратегию военного штурма мирного строительства. К середине января эта линия получила свое оформление и начала непосредственно влиять на экономическую политику как признанный ЦК РКП (б) курс.
Однако на очередном этапе решительный настрой Троцкого дал сбой. Многие исследователи совершенно справедливо подчеркивают крайнюю неоднозначность и противоречивость его фигуры. Троцкий-военный и Троцкий — апологет мировой революции в начале мирной передышки разрабатывает политику применения диктаторских и военных методов приступа к социалистическому строительству, но когда Троцкий-хозяйственник в это же время в качестве председателя I Трудовой армии сталкивается с конкретными экономическими проблемами, он (по его словам) приходит к выводу о необходимости отказаться от военного коммунизма и «во что бы то ни стало ввести элемент личной заинтересованности, т. е. восстановить в той или другой степени внутренний рынок»[175]
.Конечно, сомнительно, чтобы весной 1920 года Троцкий мог вот так свободно рассуждать о судьбе военного коммунизма и о необходимости рынка, тем не менее несомненно то, что в записке о сельскохозяйственной политике, направленной в ЦК 20 марта, он действительно предложил перейти от разверстки к налоговой системе и индивидуальному товарообмену в хлебородных регионах страны. Но и в этом случае Ленин вновь подтвердил себя категорическим противником преобразований, и большинством голосов в ЦК предложения Троцкого, обвиненного притом во «фритредерстве», были отвергнуты.
В этот период настроение большинства партийного руководства, еще переживавшего эйфорию от победы над белой контрреволюцией, было очень далеко от помыслов об «уступках» кому бы то ни было. Наоборот, это настроение от низшей отметки начала осени 1919 года, от забот по заготовке нелегальных паспортов и конспиративных квартир, к весне 20-го года воспарило столь высоко, что не было никакого удержу от похвальбы в том духе, что-де наша, большевистская революция отличается от всех прежних революций тем, что в ней нет утопизма. Массы еще разговаривали, а не предъявляли ультиматумы, поэтому потребность в изменении политики носила во многом умозрительный характер и нуждалась в государственной мудрости. Однако уверенность в собственных силах и переоценка возможностей военно-коммунистической системы оказались настолько сильны, что еще почти на целый год притупили у большинства ЦК большевиков восприятие реальности, и ведущую роль здесь сыграл, конечно, сам Ленин. Да и для Троцкого потребность перехода к новой экономической политике также оказалась недостаточно осознанной, поэтому он легко отступил от своих предложений и стал последовательным приверженцем государственного принуждения вплоть до 1921 года.