Военный коммунизм в России: власть и массы

Ленин всегда отдавал должное способностям представителей оппозиционного течения, наличие которых, собственно, и заставляло их шумно протестовать против связывания им рук центральными ведомствами. Лидеров децистов Сапронова и Осинского Ленин называл „высокоценными“ работниками, которые тем не менее „перед каждым партсъездом („кажинный раз на эфтом самом месте“) впадают в какой-то лихорадочный пароксизм, стараются крикнуть обязательно громче всех (фракция „громче всех крикунов“) и торжественно садятся в калошу“[410].

В полемическом задоре Ленин отчасти пошел против истины. Не всегда Сапронов и К° садились в калошу. Потерпев поражение в начале 1919 года, децисты в конце 19 и начале 20-го года, опираясь на усилившееся недовольство политикой центра, повели наступление и выиграли кампанию против ЦК.

На VIII партконференции, состоявшейся в декабре 1919 года, Сапронов выступил от имени Московской губернской партконференции с платформой демократического централизма против официальной платформы ЦК. Он утверждал, что отношения с периферией — самый важный и злободневный вопрос. „Нет двойной зависимости, есть сплошной диктат центра“[411]. В прениях по докладам отмечалась атрофия Советов и их органов, начиная с деревенских и кончая Президиумом ВЦИК. Делегаты с мест в подавляющем большинстве выступали против сложившейся государственной структуры управления. Одобренная большинством конференции платформа Сапронова предусматривала частичное возвращение советским органам реальной власти на местах, ограничение произвола центральных ведомств.

Точка зрения децистов несколько дней спустя одержала победу и на VII Всероссийском съезде Советов, где развернулась основная борьба против „бюрократического централизма“ за „демократический централизм“. В ходе прений по проектам постановления, когда совершенно ясно определилась позиция большинства съезда, проект, одобренный ЦК партии, был снят представлявшим его замнаркома внутренних дел Владимирским еще до голосования.

Однако, несмотря на формальную победу, одержанную оппозицией, трудно было рассчитывать, что в сложившейся системе власти, при фактической диктатуре Центрального комитета партии, решения какого-то съезда Советов будут реально проводиться в жизнь. Это отметил Сапронов уже в конце марта, в выступлении на ЕХ съезде РКП (б): „…Постановлениями VII съезда Советов играли и совершенно с ними не считались“. „По-прежнему отдельные наркомы, на что они не имеют никакого права, продолжали угрожать, — иногда и приводить в исполнение, — арестами целых губернских исполкомов“[412]. Сам Совнарком игнорировал постановление ВЦИК о том, что вся хозяйственная работа ведется при участии местных совнархозов, а местные совнархозы должны подчиняться местным исполкомам. В полемическом запале Сапронов вызвал немалое изумление делегатов съезда. „Сколько бы ни говорили об избирательном праве, о диктатуре пролетариата, о стремлении ЦК к диктатуре партии, — бросил он в зашумевший зал, — на самом деле это приводит к диктатуре партийного чиновничества“[413].

С точки зрения децистов IX съезд стал несомненным шагом назад даже по сравнению с прошлым VIII съездом. Узаконив и расширив практику назначения политотделов вместо выборных партийных комитетов в армии и ударных отраслях народного хозяйства, IX съезд по их выражению дошел до „геркулесовых столпов бюрократизации“.

Провал всяческих усилий и безрезультативность внешних успехов в борьбе против руководства ЦК партии заставили децистов замахнуться на „непогрешимость“ вождей и заговорить о „маленькой кучке партийной олигархии“[414]. В 1920 году их ведущие теоретики переходят от бесконечных комплиментов в адрес вождя пролетарской революции к углублению критического анализа сложившейся системы власти и роли самого Ленина в „наметившемся процессе перерождения партии в бездушный, механически действующий иерархический аппарат“[415].