Военный летчик: Воспоминания

Пока все говорили, я молчал: неожиданное появление полковника со свитой привело меня в замешательство. Я неотступно думал о своих новых друзьях, взвешивал каждое их слово. Мое смущение продолжалось всего пс-сколько секупд, которые показались мне вечностью. Па-конец я взял себя в руки и сказал:

– Полковник, извините. Дело в том, что… Ведь человек не из железа… Сегодня у меня было свидание с одной дамой… а у нее муж… Вы меня понимаете?… Вот сижу я и думаю, а вдруг ее муж хороший человек…

Снова раздался смех, а Иренальдо добавил своим резким голосом:

– Послушай, приятель, рога причиняют боль, когда начинают расти, ну а после - помогают жить!

Караульное помещение находилось в одном из крыльев центрального здания, образующих большой внутренний двор. Из окон офицерского клуба было видно ряды складных стульев, стоящих напротив экрана. Внутри караульного помещения стояли двойные железные койки, а в глубине его виднелась дверь, забранная решеткой, ведущая в тюремную камеру. Справа от входа в караульное помещение находился стол, а вдоль одной из стен стояли серые деревянные козлы с винтовками.

В ту ночь я был дежурным. Сидя на стуле, обитом бычьей шкурой, я держал на коленях автомат. Зеленый пластмассовый шлем сдвинулся мне на самые брови. Па мне были тяжелые ботинки, пистолет и множество ремней, которые каждый раз, когда я начинал клевать посол:, врезались мне в тело, отчего я сразу же выпрямлялся.

Не очень-то удобное это было время и место для горделивых мыслей, которые одолевали меня именно этой ночью. Я перебирал в уме события последнего времени и вновь и вновь думал о том, что мне пришлось пройти нелегкий путь и пережить немало, прежде чем я стал военным летчиком. Не всякому такое по плечу. Но тот, кто добился этой заветной цели, всегда потом гордится своей профессией. Ведь летчики в армии - вроде тех детишек, которых в семье все балуют.

Я вспомнил Сингаго… Я был у него дома накануне того дня, когда он погиб, и его мать приглашала меня обедать. Эта старая добрая итальянка из Палермо, и его отец, и сестра боготворили его, он был любимцем семьи, мальчиком-авиатором… Такой красавчик, а занимался таким опасным делом. Его несчастная мать молилась каждую ночь и никогда не спала спокойно. Быть может, она предчувствовала беду… А Куэльяр, и Сомоано, и де Кастро, и Локильо, и другие… Все мы прошли через одни и те же испытания, вместе летали в Соединенных Штатах, крылом к крылу, и вот теперь я терял их одного за другим.

Как бы они, узнав, что я связал свою судьбу с силами, которые хотят разрушить устои раз и навсегда заведенной армейской машины, отнеслись к этому? Если бы они знали, что я принимаю участие в заговоре против этой самой среды, несправедливой, бесчестной и запятнавшей себя кровью…

Смогли бы они понять меня? Ведь кому-то из них я мог бы показаться предателем, изменником? Боже мой, куда это приведет? Смогу ли я быть достаточно твердым? Ведь мне вовсе не хочется подвергать себя бессмысленному риску… Но надо же наконец кому-то довериться…

Прошло два месяца после нашей встречи с Хорхе. Теперь я чувствовал себя значительно увереннее. Я старался иметь дело главным образом с теми летчиками, которые, как я знал, сочувствовали нашему движению. Я был очень осторожен и вел себя как настоящий психолог, чтобы в разговоре вызвать у собеседника доверие к себе. Обычно я старался направить разговор в необходимое русло, но так, чтобы мой собеседник думал, что инициатива у него в руках. Но наступал момент, когда я должен был открывать свои карты. Риск был очень велик. После долгих откровенных бесед я понял, что могу довериться лейтенанту Лейро, с которым у меня и раньше были теплые отношения. Это был опытный боевой летчик. После него мне удалось завербовать еще несколько человек.

Тогда я и не подозревал, что во многих областях жизни моей родины происходят события, которые готовят и приближают победу революции. Так, уже после ее победы я узнал от товарища Сантиусте, занимающего сейчас высокий пост в ВВС (в те годы он был солдатом-авиамехаником), что в 1956-1957 годах в батистовской авиации уже существовала молодежная организация Народно-социалистической партии, созданная группой солдат.

Однажды вечером, когда мы потягивали кофе, а я, по обыкновению, курил сигару, Сантиусте поведал мне такую историю.

В те страшные дни полиция, следственное бюро, бюро по подавлению коммунистической деятельности и военная разведка зверствовали. Стены старых тюремных камер были обагрены кровью патриотов. Случилось так, что один товарищ не приходил домой несколько дней и не являлся на обычные места обора. Звали его Рубен, и был он секретарем молодежной организации в гаванском районе Марьянао. В семье вначале решили, что Рубен остался у кого-нибудь из друзей.

– Не беспокойся, - говорил отец Рубена своей жене. - Молодежь, у нее свои дела.