«Зато у них папаша хорош: мало того что ходит в генеральских чинах, так еще и начальник канцелярии Императорской Главной Квартиры[81]
. Хм, а его брат вообще командует Императорским конвоем[82]».К счастью, третий из братьев (и тоже генерал-лейтенант) уехал отдыхать за границу – забрав с собой четырех незамужних дочерей. Пожалуй, целый отряд фамильно-некрасивых девиц Мейендорф был бы заметным испытанием для его слабой нервной системы…
– Кня-язь?
Скорбно вздохнув (на что Бенуа тут же отреагировал понимающе-ехидной улыбкой), хозяин банкета повернулся к милым барышням, на ходу принимая выражение умеренного восхищения их несомненными достоинствами.
«Да уж! Папеньки явно просветили девочек о размерах возможного приза. Может, и не все, но многодетный папаша Барятинский уж точно заострил внимание дочурок на том, что как жених я стал еще привлекательнее – примерно на двести миллионов ассигнациями».
Действительно, в глазах иных девиц прямо-таки горели амбиции вполне определенного рода.
– Чем могу служить живым воплощениям красоты и грации?
– Князь, вы весь вечер нас игнорируете!..
«Княжна Орбелиани, кажется? Такую проигнорируешь, как же. Поговаривают, характер у нее – не приведи господь!..»
– Обязанности хозяина, увы.
Всем своим видом мужчина дал понять, что признает вину и надеется на снисхождение. Удачно отговорившись от парочки столь же «тяжелых» обвинений и кучи приглашений на ответные рауты, Александр совсем уж начал было надеяться на лучшее – в смысле, что удастся отбрехаться совсем без потерь.
– Князь, десятого дня мы устраиваем прием с благотворительной лотереей в пользу приютов для брошенных детей, и мне бы было очень приятно…
Грустно поглядев на Машеньку Шереметеву (предательница!), меценат-профессионал признал свое безоговорочное поражение. Небольшим утешением послужили мимолетные «добрые» взгляды не столь удачливых девиц – но утешение и в самом деле вышло крайне слабым. Ломай теперь голову, что выкинуть из намеченных встреч, чтобы впихнуть на освободившееся место и время благотворительный раут!..
– Алекса-андр Яко-овлевич, ну как вы можете быть столь несговорчивым?! Ах, до чего же вы черствы к нашим скромным просьбам…
«Это кто у нас пытается кокетничать, вроде бы дочь графа Толстого? Да-а, это вам не милая дурочка, это – ужас, что за дура!»
– Ну что вы! Тут уж скорее виновата грустная проза жизни: в любой момент высокие чины в Военном ведомстве могут сказать: «Надо!». Мне же полагается ответить: «Так точно», и без малейшего промедления отбыть в очередную скучнейшую служебную поездку. Как тут что-то обещать?
Развлекая девиц благородного происхождения историями о суровых тяготах своей суматошной службы, надворный советник Агренев не смог удержаться от взгляда на министра Ванновского – беседующего со своим же заместителем, генерал-лейтенантом Куропаткиным. Пикантность ситуации была в том, что нынешний глава Военведа прекрасно знал о грядущей отставке, с последующим назначением на должность министра народного просвещения – более того, как и любой хороший военачальник, имел детально проработанные планы действий на новом посту. Его преемник тоже знал о скором повышении, и также имел «планов громадье» – а вот сплоченной команды единомышленников за плечами замминистра что-то не проглядывало.
– …небольшую постановку в нашем домашнем театре, князь?
– Увы, но назвать меня театралом – значит сильно польстить. Однако же, я непременно найду возможность…
«Когда рак на горе свистнет, дорогая, не раньше. Так, надо бы стратегически отступить – пока меня девицы не затоптали, или не обязали-таки на пару-тройку раутов».
Уже совершая давно назревший маневр (кое-как оправданный все теми же хозяйскими обязанностями), Александр едва не столкнулся со своей тезкой Сашенькой Балашовой – компенсировав это сразу двумя комплиментами касательно ее солнечной улыбки и общего цветущего вида.
«Кстати, тоже вариант! Через тещу породнюсь с Шуваловыми и Воронцовыми; воспитание и внешность хорошие, приданое отличное… Гм, что-то меня прямо клинит, причем на одном и том же».
В этот раз он позволил себе отдыхать в кабинете гораздо больше, чуть ли не целых двадцать минут – все-таки многолюдье банкета изрядно давило ему на мозги. Парадокс, не иначе: долгое время вырабатывать чувствительность к чужим взглядам и вниманию, через собственные боль, пот и кровь – а потом от этого же и страдать! Хорошо хоть, что участие в столь массовых мероприятиях для него скорее исключение, нежели норма.
«Да-а, иногда прямо начинаешь жалеть, что не какой-нибудь там энергетический вампир. Щас бы отожрался – на светской-то публике!!! М-да, жаль. С другой стороны: я даже кровь трудового народа так и не научился толком пить – куда уж тут до высших таинств?»