— И чего же желает этот ваш конфидент[153]
?— Двадцать тысяч годового содержания, и дополнительное вознаграждение за сведения, представляющие особую ценность. К примеру, за бумаги с полным описанием так называемого «Второго Баку» он желает десять тысяч на ассигнации. Кроме того, в случае разоблачения — гарантии защиты от преследования со стороны нынешнего работодателя, новые документы на всю семью, и помощь в перезде за границу. К сожалению, имеющиеся в моем распоряжении фонды не позволяют…
— М-да.
Обдумывая услышанное, Николай Александрович машинально раскрыл портсигар и поглядел на одинокую папиросу.
— Что-то еще?
— Да, государь. Иногда, по случаю, через руки секретаря проходит личная переписка князя Агренева. Среди адресатов, представляющих немалый интерес для моего департамента, встречаются некоторые великие князья…
Так и не заданный, вопрос был очень прост и абсолютно понятен: проявлять интерес к частной корреспонденции кого-то из августейшей фамилии… В общем, санкционировать такое в империи мог только один человек. Во всех остальных случаях за подобное легко можно было попрощаться с мундиром, свободой или даже жизнью: несчастные случаи — они такие несчастные!..
— Кто именно из великих князей?
— К сожалению, мой источник
И этот намек было сложно не понять: все же генеральский конфидент затребовал за свои услуги весьма солидное вознаграждение. Достав из портсигара последнюю папиросу с гильзой нежно-кремового цвета, Николай Александрович задумчиво похрустел полупрозрачной бумагой, пытаясь вот так сходу решить. Да, или нет?
— Займитесь этим. Фонды вашего департамента будут увеличены сообразно необходимости. Кроме того…
Уложив перед собой четвертушку бумажного листа, отмеченного водяными знаками с императорским вензелем, царь изволил самолично начертать небольшое послание барону Фредериксу, министру своего двора.
— Передадите записку, он сегодня же ассигнует вам некоторую сумму на первоочередные нужды.
Вручив бумагу вскочившему Васильеву, обратным движением правитель забрал со стола папку с докладом и предложениями по Агреневу. Взвесив на руках, самодержец Всероссийский вернул ее обратно на столешницу и как-то мимоходом подумал, что в случае удачного разрешения нынешней ситуации надо будет отметить рвение генерала какой-нибудь подходящей наградой:
— Вы твердо уверены, что князь непременно примет все изложенные вами условия?
— Ручаюсь за это, государь.
— Гм-гм. Мое окончательное решение по этому вопросу вам передадут… На следующей неделе. До того времени оформите все в должном виде.
— Так точно, государь!!!
Приложившись с осторожно-почтительным рукопожатием к милостиво протянутой монаршей длани, генерал-майор покинул Кабинет, оставив его обитателя и далее тянуть лямку царского долга на благо страны и верных подданных. Обнаружившийся возле Приемной барон Фредерикс весьма оперативно и без каких-либо вопросов обменял августейшую записку на тридцать тысяч рублей в виде чека на предъявителя — после чего, все с той же непринужденностью передал приглашение на аудинцию от ее императорского величества Александры Федоровны:
— Через три дня от сегодняшнего, Сиреневый кабинет, в два часа пополудни. Вы запомнили, генерал?
— Разумеется, ваше высокопревосходительство.
Добравшись через два часа до поезда на Питер, и с некоторым трудом дождавшись отправления, офицер ослабил тугой воротничок и устало обмяк. Обтирая лицо от проступившей на лбу и висках нервической испарины, Михаил Владимирович внезапно вспомнил про недопетый романс.
— В жизни счастье одно мне найти суждено, это счастье в сирени живет. На зеленых ветвях, на душистых кистях мое бедное счастье цветет… Сиреневый кабинет, значит?
Странно, но вместо легкой и вроде как привязчивой песенки на язык почему-то просились слегка переделанные слова из грибоедовской комедии «Горе от ума»: «Минуй нас пуще всех печалей и царский гнев, и царская любовь…»
Эпилог
В один из осенних вечеров уходящего тысяча восемьсот девяносто восьмого года, в Санкт-Петербурге приключился небольшой пожар. Ну то есть как небольшой… Близкие соседи магазина-представительства Русской оружейной компании на Невском проспекте, явно считали иначе — уж слишком страшно и ярко полыхал трехэтажный особняк. Вдобавок, незадолго до пожара соседи слышали звуки, подозрительно похожие на выстрелы, и вроде бы даже какие-то крики…
— Ставь помпу!
— Гони отсюдова этих!!!
— Берегись!
Большой пожар или маленький, но огнеборцы и полиция оказались на месте в самые кратчайшие сроки. Причем если охранители порядка добирались до места служебными пролетками, то пожарные явились на четверке больших ярко-красных машин — разбудив гудками сигналов и ревом двигателей всех, кого так и не смогли поднять шумящие зеваки и полицейские.
— Разойдись, кому говорят!!!