Все помещения теперь приспособлены под другие цели: в них разместились сувенирный магазинчик, туалеты, видеозалы, ресторан. Сохранился лишь класс Сима, в котором дисплеи настроены для урока истории из курса "Греко-персидские войны" с использованием материалов и плана урока из его файлов. У двери стоит голографический спартанец-гоплит в полном вооружении.
Тема урока светится на дисплее: "Леонид у Фермопил".
На стенке у класса прикреплена серебряная табличка. Это список бывших студентов, воевавших вместе со своим учителем. На ней значатся двадцать семь имен. Только двое из них остались в живых.
Как и в Домике Сима, в Академии имелась своя книга отзывов, где я снова нашел имя Скотта. Та же дата, но на этот раз он добавил язвительное замечание: "В конечном итоге, это не имело значения..."
Поскольку Хью оставил записи в каждом из священных мест, я сделал вывод, что он не мог оказаться случайным посетителем. Я огляделся, изучая толпу. Мы стояли, тесно прижатые друг к другу на отгороженных веревками местах. Одни наблюдали за ходом битвы при Фермопилах, другие старались рассмотреть пульт управления Сима, кто-то сидел у терминалов, вызывая данные, которые, по утверждению Управления Заповедников, собраны и внесены самим Симом.
Повсюду стояли памятники и памятные знаки. Можно было осмотреть коттедж Меры Пул, на крыше которого красовалась черная фурия, нарисованная ею как вызов в самый разгар оккупации, и табличку со словами Уолта Хастингса, произнесенными им, когда он получил известие о гибели у Валинаса всех своих пятерых сыновей и дочерей: "Я считаю себя счастливейшим из людей, потому что у меня были такие дети!"; и памятник безымянному ашиурскому офицеру, убитому партизанами во время поисков потерявшегося зимой ребенка.
Но самым знаменитым памятником был Сигнал.
Каждый вечер он сияет в окне третьего этажа домика Сима — теплый желтый конус света, сверкающий на снегу. Это маяк, зажженный Мауриной для погибшего мужа, древняя лампа, которая, согласно легенде, горит каждую ночь с тех пор, как пришла весть от Ригеля.
Маурину Сим всегда представляют себе такой, какой она изображена на гравюре Констебля — красивой, молодой, с распущенными черными волосами, глядящей застывшими от боли глазами на яростный серп луны.
Ее свадьбу омрачила тень надвигающейся войны. Она не пыталась отговорить мужа, собиравшегося присоединиться к Тариену и его добровольцам, которые преисполнились решимостью помочь Корморалу. В то время подобная экспедиция, наверное, казалась самоубийством, хотя многие считали, что ашиуры скорее всего отступят.
Но Корморал сгорел до прибытия деллакондцев, и это событие все изменило. То, что сначала было не более, чем демонстрацией, превратилось в беспощадную войну.
Через некоторое время Маурина и сама пошла воевать, присутствовала при обороне Города на Скале и Санусара, стояла у пульта орудия в Гранд Салинасе, выполняла функции посла, путешествуя на нейтральные планеты вместе с Тариеном и выступая в защиту дела Конфедерации. Но Маурина оказалась на Деллаконде, когда планету захватили ашиуры, и уже не могла активно участвовать в событиях. Несмотря на свои телепатические способности, ашиуры, по-видимому, не поняли, какой приз был в их руках, а если и поняли, то предпочли проигнорировать этот факт.
Говорят, когда пришло известие о смерти мужа, Маурина была в ванной. Молодой человек по имени Франк Пакстон, принесший это известие, со слезами барабанил в дверь, пока Маурина не поняла, что случилось.
Сигнал горел и той ночью, когда она в последний раз Докинула дом, а потом городские жители уже не давали ему погаснуть.
Я снова напал на след Хью Скотта в Хринварском космическом музее в Ранкорве, столице Деллаконды. Когда мне сказали, что он "собирается к Хринвару", я был весьма озадачен. Скотт полетел в этот музей, а я тем временем отправился за двести световых лет, чтобы взглянуть на место этого сражения.
Хью значился как помощник Общества Военного флота. Адрес не указывался, но код был приведен. Он оказался местным, и я с первой попытки связался со Скоттом.
— Мистер Скотт?
— Да? — Голос звучал довольно дружелюбно. — Кто это?
Я почувствовал прилив восторга.
— Мое имя Алекс Бенедикт. Я племянник Гейба.
— Понимаю. — Голос стал сдержанным. — Я огорчен известием о гибели вашего дяди.
— Благодарю вас.
Я стоял в комнате музея, глядя сквозь стеклянную витрину на экспозицию военных мундиров того времени.
— Не могли бы мы вместе пообедать? Я бы с удовольствием побеседовал с вами.
— Ценю ваше приглашение, Алекс, но я очень занят.
— Я читал ваши заметки в Обществе Талино. Они все невиновны?
— Кто все?
— Члены экипажа "Корсариуса"?
Скотт невесело рассмеялся.
— Думаю, вы не принимаете это место всерьез, — ответил он.
— Как насчет обеда?
— У меня действительно нет времени, мистер Бенедикт. Может, мы встретимся когда-нибудь потом, но не сейчас.
Скотт прервал связь, а я стоял, слушая несущую волну.
Я подождал ему десять минут, потом попытался снова.
— Вы ведете себя невежливо, мистер Бенедикт, — сказал Скотт.