Маркус насупился из-за нехватки сна. Кир стал ещё мнительнее, чем прошлой ночью, если такое только возможно. Я была расстроена, потому что рука разболелась, Маркус раздражителен, а Кир невозможен.
Он приказал мне остаться в постели.
Я отказалась.
Он приказал мне остаться в палатке.
Я отказалась.
Он приказал смириться с эскортом моих охранников, Рэйфом и ещё десятком людей у палаток, сходить к ученику на осмотр и вернуться.
Я отказалась. Я попросила вместе поехать в город, чтобы увидеть Уоррена.
Он отказался.
Во время этой беседы мы успели искупаться, одеться и поесть. И разговор мы вели на пределе наших лёгких.
Наконец к нам вышел Маркус и заревел:
— Хватит!
Мы замолкли и повернулись вперить в него гневный взгляд.
Маркус сверкнул глазами в ответ.
— Вы, — сказал он, указывая на Кира. — Поедите в город с небольшим отрядом и разузнаете, что удалось раскопать Уоррену. — Он повернулся и указал на меня. — Вы. Пойдите в палатки с вашими охранниками. — Он впился взглядом в нас обоих. — Проклятые дураки.
И ушёл к себе.
— И не возвращайтесь, пока я не высплюсь! — крикнул он напоследок.
Кир схватил плащ с мечом и ушёл. Я просверлила взглядом стену палатки, допивая кавадж, захватила плащ и ушла. Эпор и Айсдра ждали снаружи и с трепетом последовали следом, когда я прошла мимо них. Они шли в ногу позади меня и были достаточно умны, чтобы хранить молчание всю дорогу.
Я подошла к палатке Симуса, желая проверить его рану, но из шатра вышел Жоден, стоило мне подойти ближе.
— Он спит, трофей. Они с Киром сидели до поздней ночи.
— Пусть спит.
— Я пойду с вами, если можно. Я хочу поговорить с Атирой. — Жоден зашагал рядом со мной. Эпор и Айсдра продолжали, молча идти следом.
— Для твоей песни?
Жоден кивнул.
— Я желаю увидеть, что произошло её глазами.
— Ты будешь петь о том, что произошло вчера вечером? О вызове Ифтена?
Жоден фыркнул.
— Нет, трофей. Песни, которые я теперь создаю, должны быть великими балладами грандиозных событий, историями, которые помогут мне пробрести титул Певца. Я не буду воспевать дураков.
Гил с улыбкой поджидал нас в палатке исцеления, рядом с грудой бинтов и горшком лекарства от лихорадки. Атира, наш единственный оставшийся пациент, лежала на койке; оба нетерпеливо подняли головы, когда мы вошли внутрь. Эпор и Айсдра устроились на пеньках, стоящих у входа. Айсдра перекинула свою длинную косу на спину и вытащила какое-то кожаное изделие. Эпор достал масло и стал втирать его в деревянную ручку своей палицы.
— Вы должны рассказать мне что произошло! — Атира вскинула руками в раздражении. — Меня отнесли в палатку вчера вечером, и я узнала вести только сегодня утром. Это правда? Ифтен бросил вызов?
Жоден фыркнул. Гил отвёл меня на койку, стоящую неподалёку от Атиры, и стал помогать снять тунику. Жоден выдвинул табурет и устроился рядом.
— Он действительно бросил вызов. Ты послушаешь мои слова?
Глаза Атиры расширились.
— Прошу, Жоден.
Жоден начал говорить своим тёплым голосом, пока Гил разворачивал бинты на моей руке. Он рассказывал открыто, без приукрашиваний, но тон голоса не оставил сомнений относительно его мнения. Гил работал, а Жоден говорил, хотя его казалось, смутило, что я не сняла тунику до конца и постаралась прикрыться. Люди Кира может, и не стесняются наготы, но я более чем довольна своими традициями. Я осмотрелась — всё почистили и расставили по местам. Ничего не свидетельствовало о свершившимся здесь нападении, кроме нового выхода с задней стороны палатки, где Симус вырезал себе путь. Теперь вход сделали до конца и плотно закрепили края.
Гил откинулся назад, осмотрев раны. Они выглядели хорошо, но я взглянула на них и нахмурилась. Без сомнения, останется шрам. На плече красовались две сморщившиеся параллельные линии. Гил повторно перевязал руку и закрепил повязку, когда Жоден завершил рассказ.
Атира воскликнула, и я переключила внимание на их беседу.
— Его жизнь спасла лишь полевая дисциплина.
Жоден кивнул.
— Да, иначе он был бы мёртв.
— Полевая дисциплина? — переспросила я, поправляя на себе тунику.
— Всё хорошо? — спросил Жоден, бросив взгляд на мою руку.
— На время кампании мы под иной властью, чем на равнинах, — объяснила Атира. — Военачальник был великодушен. Возможно, чересчур.
— Да рассудят элементали. — Жоден посмотрел на Атиру, и она затихла, но у меня сложилось чёткое впечатление, что у неё есть собственное мнение по данному вопросу. И тут я вспомнила, о чем хотела спросить.
— Маркус сказал мне кое-что вчера вечером. Об оскорблении небес. — Я наклонилась проверить кожу на ноге Атиры, поэтому не сразу сообразила, что ответа не прозвучало. Я изучила озадаченные лица.
— Он оскорбил бы небеса, трофей, показав своё изувеченное лицо, — ответил Жоден. Гил и Атира кивнули.
— Но… — Я внезапно поняла, почему Маркус почти всё время проводит в палатке. — Это же шрамы чести…
Я запнулась, когда Атира покачала головой.
— Нет. Есть разница между шрамом чести и потерей части тела.
— Значит, все кто калечатся или получают серьёзные ранения ходят в плащах?
Лицо Жодена помрачнело.
— Нет. Они просят о милосердии.