— Немец сидит в укрытиях, а ваше оружие хорошо по незащищенному личному составу и технике. Я сильно сомневаюсь в эффективности такого удара.
— Я продумал этот момент. Сначала предлагаю произвести короткий артналет минут на пять-десять. И сразу же после его окончания имитировать общую атаку криком «ура». Когда противник сломя голову бросится занимать окопы, тут мы и произведем залп всеми установками!
— А ведь может сработать! Так и сделаем! Сейчас отдам распоряжение, а ты езжай расставляй свои машины капитан. Связь как обычно. Жду доклад о готовности к залпу.
Задумка капитана сработала на все сто процентов. Через три часа плацдарм был ликвидирован вместе с железнодорожным мостом и скопившимися резервами перед ним на западном берегу. Опасность форсирования Березины в районе Бобруйска, на какое-то время была купирована нами. Понятно что противник не оставит своих попыток к форсированию, но пара-тройка спокойных дней на этом участке у моего командования была.
За всеми своими проблемами, я и не подозревал, что в Берлине сейчас идет обсуждение насколько целесообразно продвигаться дальше на восток к линии Днепра. Адольф Гитлер, обеспокоенный слишком глубокой танковой операцией, указывал Бобруйск как рубеж, на который необходимо выдвинуть лишь охранение. Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер запишет в свой дневник мнение о ситуации под Бобруйском следующее:
Глава 19
Меня и весь штаб бригады сильно угнетало второй день полное отсутствие противника в районе Бобруйска. Почему он не наступает? Ведь каких-то два дня назад он атаковал изо всех сил, особенно на плацдарме у железнодорожного моста. И после того как мы последовательно выбили его со всех захваченных им ранее плацдармов он вдруг пропал. В чем дело? Наша разведка, в первую очередь радиоперехват Марконни ничего не дала. Не смогли прояснить ситуацию и десантники 214-й бригады.
Ответ на этот вопрос я получил в штабе 13-й армии, куда был вызван по приказу генерала Филатова. Как выяснилось в разговоре с ним и его НШ, немцы обошли нашу 100-ю стрелковую дивизию с левого фланга, а стало быть, и весь 2-й стрелковый корпус.
— Приказ на отход они видимо получили с запозданием, уже тогда, когда гитлеровцы подошли к реке Березине и отрезали им путь на восток. — докладывал начальник штаба армии.
Как то так получилось, что его я сейчас видел в первый раз. Судя по тому, что в петлицах у него было по одному ромбу, то переаттестацию он не прошел. Пока я размышлял над тем, что может быть тому причиной, он после небольшой паузы продолжил:
— По нашим данным, пехота противника при поддержке около семидесяти танков ударила вдоль Могилевского шоссе, прорвала оборону дивизии и устремилась к местечку Березино, которое уже и так находится в его руках… По Могилевскому шоссе «сотка» отходить не может — оно перерезано противником. Поэтому они вынуждены продвигаться по разбитым, заболоченным проселкам.
После этих слов, сами собой всплыли в памяти картины того, что я не раз видел в недавнем рейде: выбиваются из последних сил конные и орудийные упряжки, натужно ревут застрявшие грузовики. И все эти орудия, автомашины, телеги приходится вытаскивать на руках. А тут еще, как назло, то и дело раздается тревожный голос наблюдателя: «Во-з-д-у-х!» Сотни глаз одновременно смотрят вверх и с замиранием сердца видят как «Юнкерсы» один за другим, предварительно выстроившись в огромный круг, начинают почти отвесно падать вниз.
Тезка генералиссимуса Суворова, комбриг Петрушевский продолжал: