Воевали мы честно

На следующий день Рейтер перевел меня на другую работу. На заводе стоял титан для кипячения воды. Его топили мелкими дровами. Пилили дрова жена и дочь Рейтера. Жена до войны была прокурором района, а дочь училась в институте. Рейтер перевел дочку делать витаминную воду из хвои, а меня поставил на ее место. Работали мы двуручной пилой, не надрываясь. Вскоре установили электропилу. Меня и еще одного мужчину Рейтер поставил на эту новую пилу, а свою жену перевел на другую работу. Работать стало сложнее, опаснее, но интереснее.

Дело шло к весне. Я отъелся, поправился, но началась цинга. Не хватало витаминов. Стали качаться зубы, на ногах появились язвы. Пришлось пить много хвойной воды, пока десны не стали заживать.

При выходе с завода в проходной охрана тщательно обыскивала рабочих. Особенно свирепствовал охранник Козлов. Как-то раз, ощупывая мои ноги, он нажал на болячки так, что я закричал. Козлов заставил меня разуться, и только убедившись, что ничего нет, пропустил.

Весь город был залит нечистотами. Пока стояли морозы, это было не опасно. Когда же снег стал таять, возникла вероятность эпидемий. Надо отдать должное властям города, все население было поднято на уборку грязного снега. Ледяные горы, покрытые нечистотами, скалывались, вывозились и сбрасывались в реки и каналы. В результате никаких эпидемий не возникло.

Однажды мы возвращались с уборки снега и увидели живую собаку. Она бежала посреди улицы, беспрерывно оглядываясь по сторонам. Чувствовалось, что это была очень опытная собака. Ни кошек, ни собак в городе к этому времени уже не осталось.

Утром 24 апреля 1942 года над городом разнесся сигнал воздушной тревоги. Начался сильнейший налет немецкой авиации на Ленинград. Была Страстная суббота накануне Пасхи, а получилась страшная суббота. Мы возили на тачках каменный уголь в кочегарку, когда раздались тревожные прерывистые гудки заводов и застучали зенитки. Через некоторое время послышались взрывы бомб. Дальше было что-то ужасное. Земля качалась. Кругом все грохотало. Мы такого еще не видели и не слышали. Позднее узнали, что в этот день фашисты пытались уничтожить военные корабли, стоявшие на Неве. Основной удар был направлен на флагманский корабль — крейсер «Киров». Он был пришвартован неподалеку от нас, у набережной напротив церкви на 15-й линии. Крейсер отбивался всеми орудиями. Огонь вели даже орудия главного калибра. Было сбито несколько вражеских самолетов. Но один бомбардировщик все же прорвался, спикировал почти до палубы, сбросил бомбу и тут же упал сбитый в Неву. Бомба попала в трубу и разорвалась внутри корабля. К крейсеру подогнали машины. На них увезли большое количество убитых и раненых моряков. Ночью крейсер «Киров» отбуксировали к Адмиралтейству и замаскировали, а на старое место поставили транспортное судно «Сибирь». На другой день налет повторился. В «Сибирь» попала бомба, и судно легло на бок у самого берега, а крейсера «Киров» и стоявший у Летнего сада «Максим Горький» вместе с другими кораблями Балтийского флота продолжали громить врага. Сейчас на Морской набережной Васильевского острова сооружен памятник в честь крейсера «Киров». Там установлены башни главного калибра знаменитого корабля.

Приближалось время призыва в армию. Нас, допризывников, взяли на всеобуч. Каждый день утром мы шли на Большой проспект в клуб Балтийского завода, после переименованный в Дом культуры имени С. Орджоникидзе. В клубе проходили занятия по строевой подготовке. Мы изучали винтовку, стояли в карауле, строем ходили обедать на 22-ю линию в столовую Горного института. Через месяц сдали экзамен на стрелка. Нас стали оставлять на вторую очередь обучения, подготовку автоматчиков. Меня вызвал начальник курсов и спросил, правда ли, что я работал на хлебозаводе. Когда я подтвердил это, он поинтересовался, прокормлюсь ли я, если меня отпустят со сборов. Я сказал: «Да». Так я снова оказался на хлебозаводе. На этот раз меня определили грузчиком на автомашину. Это была не работа, а мечта. На полуторатонной машине мы с шофером разъезжали по городским базам. Получали растительное масло, солидол, другие материалы. Тяжело было грузить соль. Потом долго щипало тело. Муку на завод привозили другие машины, а пустые мешки на мельницу имени Ленина отвозили мы. Это было любимое дело. На мельнице приходилось долго ждать очередь на разгрузку. Можно было полежать на мешках, греясь на весеннем солнышке. К машине сбегались местные мальчишки. Забравшись в кузов, они собирали комочки муки, присохшей к мешкам, и складывали их в висящие на шее мешочки. А мы приглядывали, чтобы они не слишком свирепствовали и не очень тормошили мешки.