Воевода

– Чего дакать-то, – осерчал Ратибор. – Ты давай думай, как плоты их разбить и переправу разрушить. Можно что-нибудь сделать?

– Конечно можно, – розмысл еще раз вздохнул, тяжелее прежнего. – Но не могу быть уверенным, что получится.

– Ну, давай же, давай, сказывай скорее! – Воевода затряс розмысла за плечо. – Али не видишь, что рвут нас на части; то ли все бросать и войска отводить в детинец, то ли попытаться дать бой в посаде?

– Вижу все, боярин-воевода, – насупился розмысл, – да бремя решений тяжко, цена ошибки велика будет зело.

– Да говори уж, Кудел, всю душу вымотал! – воевода еще раз потряс розмысла за плечо, словно таким образом и впрямь можно было вытрясти из него особо ценную мысль.

– Горшки я уже заготовил с маслом и смолой, – моргая глазами от непрерывной тряски, наконец выговорил розмысл. – Если разогреть их, то масло кипящее горит неугасимо и, смешиваясь со смолой, липнет ко всему. Сжечь можно будет плот, но боюсь, что гнали плоты издалека и дерево сильно вымокло, а потому угаснет вскоре.

– Значит, не годится, – подвел итог воевода, – давай дальше.

– Якорь с цепью, что в наш берег воткнули, можно попробовать выдернуть, и тогда плоты унесет по течению, – розмысл наморщил лоб в раздумьях. – Но боюсь, что засел глубоко в землю под тягой реки, не осилим его второпях.

– Ты мне говори про то, где нет твоего «боюсь».

– Везде будет боюсь, – угрюмо буркнул розмысл.

– Ну а ежели нам попробовать прорваться на плоты и перерубить канат, которым они связаны? – глаза Ратибора блеснули задором и удалью.

– Если прорвешься, то окружат тебя и в спину ударят с других переправ, а прорываться по всем переправам сил нам не хватит.

– А и пусть окружат, – в голосе воеводы слышна была отчаянная решимость, – с обеих сторон обрублю канаты, и вниз по реке, а там, за поворотом, пристану около Посадских ворот. Канат мне бросите.

– Ты что, сам хочешь в пекло голову сунуть?! – вскричал розмысл. – А ежели ты погибнешь, кто будет крепостью править и людей рядить?

– Найдутся еще умные головы. – Ратибор свел брови с выражением упрямой непреклонности. – А там без меня заробеть могут или не пробьются или обрубят канат не в том месте, где надо, и в полон попадут.

– Ну гляди, воевода, – розмысл покачал головой.

– Ничего со мной не станется! – Ратибор топнул ногой. – Видишь, хазары боятся по многу людей через переправу пускать, потому что не держит плот большого числа людей, ну а с малым я совладаю. Иди лучше готовь канат, а то, если унесет меня вниз по реке, сраму не оберешься.

– А ты, – воевода повернулся к отроку, стоявшему рядом с ним в ожидании указаний, – отнеси эту секиру в оружейную и принеси из моих палат мою «Перунову Длань». Ратибор идет в бой!

– Гриди[29]! – закричал он так, что на том берегу застыли в недоумении хазары. – Ко мне! Злат, Вязга, ко мне!

Со стены, перестав стрелять из луков, к воеводе побежали рослые дружинники, с головы до ног одетые в броню. По левый бок у каждого висел меч, к ножнам которого примыкал джид на три сулицы, по правый бок висели перначи с длинными рукоятями. Все, как один, имели шлемы с бармицей и стальными личинами. Их было немного, но от них веяло уверенностью несокрушимой силы, одетой в крепкую броню.

– Десять, – глянув на них, мельком посчитал воевода.

– С этими молодцами, – он кивнул на бегущих с башни Вязгу и Злата, – двенадцать, со мной тринадцать.

– Чертова дюжина! – выкрикнул прямо в личину один из гридей.

И металл, до неузнаваемости исказив голос человека, грозно загудел, словно за личиной скрывалось неведомое страшное существо.

– Ты бы, Святобой, так со стены крикнул, – Ратибор даже поморщился от неожиданности, – чем мне в ухо кричать, так хазары, глядишь, со страху и разбежались бы.

– Ха, ха, ха! – металлическим голосом загрохотала личина. – А что, я могу, куда надо встать и крикнуть?

– Внизу сейчас кричать будешь, – воевода снова поморщился, – и как можно громче, а то не сносить нам головы.

– Ладно, шутки в сторону. – Он указал булавой на переправу, по которой к крепости бежали хазары. – Их надо остановить, но для этого мы должны прорваться туда и перерубить канаты, которыми связаны плоты, с одной и с другой стороны от второго плота с нашей стороны. Тогда мы разрушим переправу и сами останемся целы, потому что уплывем от врагов на этом плоту. Ниже по течению розмысл бросит нам канат, и мы причалим как раз напротив Посадских ворот.

– Все ясно? – Ратибор оглядел гридей.

– Ясно! – рявкнула личина Святобоя.

– Тогда в оружейную, пятеро берут совни, остальным – секиры, всем кулачные щиты, и к Донским воротам.

Через десять минут небольшой отряд тяжело вооруженных воинов уже стоял около ворот, готовый броситься на врага.

– Секирщики вперед! – приказал Ратибор, становясь во главе отряда, с огромной секирой на плече.