Воевода

...Пожарский завершал смотр своих войск. Как и всегда перед походом, воевода придирчиво осматривал вооружение и экипировку воинов, разговаривал с каждым. Оставался дозволен и добротностью снаряжения, и настроением своих ратников, рвущихся в бой.

В этот день он должен был осмотреть пушки, выстроенные в ряд перед съезжей избой, в которой расположился перед походом военный совет. На площади, где стояли пушки, и у избы столпилось множество народа, здесь были и пушкари, и стрельцы, и ярославские посадские люди.

Пожарский в сопровождении других вышел из дверей, его встретили бурным ликованием. Хотя князь уже совершенно оправился от болезни, однако за руки его поддерживали стремянные — Роман и Семён. Когда он уже спустился с крыльца, вдруг вокруг него образовался водоворот тел, оторвавший от него Семёна куда-то в сторону, а рядом появились какие-то незнакомые люди. Роман, оберегая князя, шагнул вперёд и вдруг, застонав, отпустил руку князя и начал медленно опускаться на землю.

   — Тише вы, ироды! — весело закричал Дмитрий, поддавшись общему настроению. — Романа моего чуть не задавили!

Князь сначала решил, что стремянный оступился и подвернул ногу, но, нагнувшись, увидел кровь, радом лежал кем-то брошенный нож. Удар пришёлся в бедро и, к счастью, был не опасен для жизни Романа.

   — Кто это сделал? — грозно проревел Пожарский и увидел, как сквозь толпу отчаянно пробиваются двое в казацких шапках, стремясь скрыться.

   — Взять их!

Казаков повязали, подвели к князю.

   — Кто такие?

Те угрюмо молчали.

   — Допросить.

Вечером совету доложили о результатах допроса. Под пытками задержанные признались, что одного зовут Обреска, другого — Степан. Оба присланы Заруцким, чтобы убить Пожарского. Им удалось подкупить несколько человек для осуществления гнусного замысла. То были смоляне: дворянин Иван Доводчиков и стрельцы — Шанда с пятью товарищами. Что самое странное, им удалось вовлечь в заговор стремянного князя, Семёна Хвалова. Поначалу заговорщики хотели зарезать воеводу ночью, во время сна. Но в комнате, где спал Пожарский, с ним находились его сыновья, а в соседней — дружинники, выросшие вместе с ним в родном поместье. Тогда было решено убить его, воспользовавшись теснотой на соборной площади. Когда Обреска с кинжалом за пазухой протолкался к воеводе, Семён Хвалов отскочил в сторону, и если бы заметивший опасность Роман не кинулся вперёд, убийца ударил бы Пожарского снизу под пояс, так как знал, что князь носил латы, скрытые ферязью, и удар в сердце не достиг бы цели.

Возмущённые члены совета потребовали немедленной казни заговорщиков. Но Пожарский властным жестом остановил шумевших бояр и воевод.

   — Казнить не разрешаю. Зачем кровь зря проливать? Её и так достаточно. А потом, подумайте: казнь казаков будет на руку лютому ворогу нашему Ивашке Заруцкому. Он же будет кричать, деи, вот как земцы относятся к казакам, рубят головы неповинным.

   — Так они же хотели тебя убить!

   — А поди докажи — мёртвые же не скажут. Сделаем по-иному. Смолян и моего Сеньку отправим в тюрьму в Нижний Новгород. А казаков возьмём с собой к Москве. Пусть они там публично покаются перед всем народом!

Воеводы согласились, что так, конечно, поступить будет значительно мудрее. На совете было принято решение о начале похода.

Наутро главное ополчение выступило из Ярославля, отслужив молебен в Спасском монастыре.

Впереди войска, растянувшегося с обозами и артиллерией на добрую версту, священнослужители несли икону Казанской Божьей Матери.

За священнослужителями под своей хоругвью ехал верхом Пожарский со своими старшими сыновьями — Петром и Фёдором, рядом же Козьма Минин, который тоже взял в поход своего сына Нефёда. Проделав семь вёрст, войско остановилось на ночлег. Отсюда, оставив войско на Минина и Ивана Андреевича Хованского, Пожарский со своей небольшой личной дружиной повернул на Суздаль, чтобы поклониться перед будущей битвой праху близких ему людей. В Спасо-Евфимиевом суздальском монастыре была родовая усыпальница Пожарских. Здесь находились могилы отца Дмитрия — Михаила Фёдоровича Глухого, брата Василия, в иночестве Вассиана, и свояка князя — Никиты Ивановича Хованского, мужа сестры Дарьи, скончавшегося от ран в битве за Москву с тушинцами.

Своё войско Дмитрий догнал в Ростове. Здесь вместе с Мининым они посетили Борисоглебский монастырь, где встретились с преподобным затворником Иринархом, который, как они знали, благословил на подвиг в своё время Михаила Скопина-Шуйского, вручив ему свой нательный медный крест.

Когда, низко наклонив головы, они еле протиснулись в узкую дверь кельи и разглядели при свете лампады святого старца, оба не удержались от изумлённых возгласов. Воистину небывалым был труд праведника — цепь-ужище, которой он был опутан и прикован к тяжёлому деревянному стулу, составляла в длину двадцать саженей, кроме того, на нём находились наплечные и нагрудные вериги, на голове — железный обруч, на руках и перстах медные и железные оковцы. На груди старца висели его сорок два нательных креста, каждый весом в четверть фунта.