Воевода

— Это же сколько крестьян попусту разорить придется, жизни лишить, прежде чем это понятно будет? Они-то тут при чем? С них даже взять, кроме живота, нечего…

— То ж смерды, Егорушка, — на этот раз не поняла княгиня. — Этих побьешь, новые народятся. Тем паче что не наши они, московские.

Егор даже спорить не стал. Слишком уж разное у него с женой было воспитание, понимание правильного и неправильного.

— Тебе чего, трудно? — придвинулась ближе Елена, погладила его ладонью по груди. — Ватага, вон, без дела мается. Скоро, мыслю, всех баб в селении перепортят. Пусть пользу приносят, нежели хлеб понапрасну переводить!

— Пока мы не трогаем Василия, он не полезет в Заозерье, — ответил Егор. — Нечего медведя попусту дразнить, а то как бы бока не наломал. Коли вместо письма дружину сюда пришлет, что тогда?

— Все едино пришлет. Софья упрямая, своего добьется. А коли забудет, так Нифонтка поганый напомнит.

— В этом деле лучше поздно, чем рано. На ближайший год вроде как отбрехались, а там посмотрим. Может, чего и переменится?

— Тебе что, плевать, что княгиня Софья меня словами погаными поносит и ровно кошку шкодливую носом в схиму тыкает?! — поднялась на локтях княгиня. — Плевать, что выродок поганый на стол наш зарится и от великого князя поддержку в том имеет?!

— Не наплевать. Но только крестьяне тут совершенно ни при чем! Пахарей ради пустого баловства резать не стану.

— Смерды ратников и слуг боярских кормят, на них вся сила княжеская держится! Каждая деревня сожженная — Василию разор.

— Мужики и бабы, дети их в деревнях этих не меньше нас с тобой жить хотят. И их кровь за просто так я проливать не стану!

Елена недовольно фыркнула и, резко скатившись к стене, накрылась одеялом с головой.

К разговорам о набегах на окраины Московского княжества Елена больше не возвращалась, и хотя время от времени начинала обиженно поджимать губы — за всю рождественскую неделю о Софье и Москве не вспомнила ни разу.

Однако праздники кончились, настало пятнадцатое января, лихоманков день, когда по многовековому обычаю по всей Руси крестьяне чистили курятники и заговаривали у ворожей лихоманку — причащаясь опосля от греха в церкви.

Ватажники, жизнь и судьба которых более иных смертных зависела от слепой удачи, были и суеверны более других — а потому заговоры и языческие обряды исполнили в точности. И в курятниках поработать не побрезговали, и нашептывания от болезней выслушали со всем смирением, послушно глотая медовые шарики с медвежьей желчью и подставляя бритые головы для помазывания тертой охрой. Отдарив знахарку серебром, воины потащили полученные обереги в церковь Успения Святой Богородицы.

Егор был уверен, что священник прямо на пороге предаст их всех анафеме за впадение в язычество — но не тут-то было! И исповедь ото всех выслушал, и «кровью с плотью Христовой» причастил, и обереги благословил без малейшего колебания[4]. Без благословения остался только князь, не решившийся тащить колдовской амулет в христианский храм.

Завершив обряды, ватажники отправились на берег озера, развели костер и стали проверять обереги на надежность. Ведь хорошее чародейство даже дым от человека отводит, коли заговоренный в его клубы у костра встанет.

Пустив по кругу несколько мехов с вином, ватажники подбрасывали в пламя охапки сырой травы, нарытой из-под снега здесь же, по очереди выскакивали в темные плотные струи, а когда те уходили в сторону — под всеобщее ликование возвращались к друзьям, хватались за бурдюки, спешно заливая хмелем пережитый страх.

Погода для гадания задалась самая что ни на есть удачная — со слабым переменчивым ветром и ясным небом. Дым постоянно метался из стороны в сторону и в своей защите от болезней и гнилых ранений на весь будущий год остались уверены практически все.

— А ты, атаман, чего медлишь? — вернувшись от костра, подначил Егора Федька. — Давай, иди. Узнай, чего с тобою в будущем будет.

— Атаман! Атаман! Дайте дым для атамана! — подхватили его призыв и остальные ватажники. Кто-то, подскочив к костру, щедро швырнул в огонь остатки надранной окрест травы.

— Про будущее я и так все знаю, — попытался отмахнуться Егор, но к костру все-таки подошел. Не потому, что верил в гадание — а просто чтобы не разочаровывать своих бойцов. И правильно сделал: ветер внезапно стих, и дым, словно испугавшись подошедшего человека, устремился, аки по отвесу, вертикально вверх.

— Любо атаману! — восторженно заорали ватажники. — Любо атаману! Слава!

Мехи снова пошли по кругу, чтобы почти сразу окончательно опустеть. Забросав костер снегом, хмельные и довольные ватажники отправились на княжий двор, чтобы в жарко натопленном дворце припасть к обильному угощению. Проголодавшиеся мужчины торопливо рассаживались за столами, нарезали хлеб, тянулись к жареной рыбе и бочонкам с пивом, в которых плавали вместительные ковши.