Воевода

— Он что, жив? — не понял Егор, но быстро сообразил: раз возле княгини московской крутится, то явно не в болоте гниет, и вернулся к теме: — Коли не нравлюсь, садился бы князь Василий на коня да и шел сюда с дружиной! Чего витязей таких славных на убой посылать? Давайте выпьем… Федька, капусты нам принеси. И грибков.

— Князь в седло ныне так же легко, как ранее, не садится, — опять проболтался Ануфрий. — Ломота у него в костях, мучается тем изрядно. И ходит с неохотой, и ложку до рта через боль несет, и говорит тихо. В бане каждый день парится подолгу. После бани, сказывают, отпускает.

— Нет, коли нужда случится, он еще о-го-го! — тут же вступился за хозяина Софон. — И меч поднимет, и дружину в сечу поведет. Но пока надобности сильной нет, походов Василий Дмитриевич ныне сторонится. Да и чего ради рати-то гонять? Путь сюда неблизкий, княжество нищее, брать нечего. Одолеть он тебя, знамо, одолеет. Да токмо проку никакого. Ни славы, ни добычи.

— Выходит, он меня просто пугает? — Егор взглядом остановил Антипа, собравшегося было с помощью полена вступиться за честь Заозерского княжества. — Надеется, что сам убегу?

— Не ищи гнева великокняжеского, атаман вожский! — торжественно вскинул палец боярин, но закончил краткую речь уже вполне обыденным тоном: — Чего тебе этот посад захудалый сдался? Ты ведь вроде из новгородских? Так и ехал бы к себе в Новгород. Князь тебя преследовать не станет. К чему кровь напрасную проливать? Супротив Москвы тебе все едино не устоять.

— Так что, князь твердо намерен нас отсюда выжить? — Егор подлил гостям еще самогона.

— Княгиня великая Софья Витовтовна позора дружка своего не простит, — зевнул боярин. — Князя же Василия на поход ныне раскачать трудно. Без большой нужды не сдвинется.

— Сам не пойдет, так дружину может князю Нифонту дать.

— Хорьку — дружину? — поморщились и Софон, и Ануфрий. Третий гонец уже спал. — Кто же к нему под руку встать согласится?

— А воеводу с войском послать?

— Коли послать, дружину придется ослабить. А чего ради? Ты ведь ушкуйник, вы на одном месте долго не сидите. Зима кончится, сам уйдешь, дабы гнева княжьего не вызывать… — Боярин весь раскраснелся, язык его заплетался все сильнее. — Опосля где-нибудь все едино попадешься… Тогда и повесят…

Он опустил голову на сложенные перед собой на столе руки и тихонечко засопел. Последний московит еще держался, но осоловевший взгляд подсказывал, что его разум уже успел расстаться с телом.

— Ну что, други? — перевел взгляд на ватажников Егор. — Может, и мы по одной? Все, что нужно, мы ныне узнали. Мести в ближайшие месяцы опасаться не стоит. А если понапрасну московского князя не раздражать, то волынку можно и вообще тянуть лет десять. Будем делать вид, что боимся. А они будут ждать, что вот-вот сами убежим.

— И то верно, — согласились ватажники, разбирая ковши. — Чего ради животы класть, коли миром все можно сделать?

— Вздрогнули! — князь допил свой самогон, довольно крякнул и указал на спящих гонцов: — На лавки их положите. Как оклемаются, пусть едят досыта и пьют допьяна. Делайте вид, что с опаской к ним относитесь. Отдохнут — пусть скачут обратно в Москву невозбранно. Про меня же обмолвитесь, что спужался и уже вещи собираю домой в Новгород бежать. Пусть радуются.

Егор заглянул в кувшин. Там еще оставалось на полторы ладони самогона. На пятерых — аккурат чтобы хорошенько захмелеть, но не нарезаться. Тем более что пробу с его напитка ватажники уже снимали, с убойным действием были знакомы и ковшами, в отличие от москвичей, хлебать не станут.

— И другим передайте, чтобы над гонцами не изгалялись, — на всякий случай повторил он свой наказ. — Эх, хотел бы с вами посидеть, да уж больно любопытно, чего там княгиня Софья Елене написала?

— Иди-иди, атаман, княжь, — с довольной усмешкой утешил его Никита Купи Веник. — Не пропадет твоя клюковка, не беспокойся.

Покои княгини Заозерской находились на женской половине дворца, в самом дальнем от хозяйственных построек краю, и имели отдельный выход в обнесенный тыном обширный двор, где Елена задумала разбить сад на ордынский манер — с прудами, рыбками и цветниками. Но из-за зимы осуществить мечту пока не успела. Егор, чтобы не петлять длинными, темными и, увы, холодными коридорами, прошел к ней через улицу, войдя в рубленный из полутораобхватных стволов и крытый тесом дом со стороны будущего сада. Не замеченный дворовыми девками, хлопочущими в проходной горнице, князь сразу направился в светлицу хозяйки — и застал любимую всю в слезах.

— Елена… Леночка, милая… Ты чего? — он быстро подошел к жене и крепко сжал в объятиях.

— Софья, гадина… Она… Она… — В этот раз урожденная княгиня Заозерская кичиться знатностью не стала, сунула нос ему в ворот и заплакала навзрыд.

Егор ладонью свернул с ее головы кокошник и минут десять успокаивал, прижимая к себе и поглаживая по волосам. Когда же всхлипывания чуть поутихли, осторожно поинтересовался:

— Ну, и чего такого эта дурочка тебе накропала?